Ураган. Книга 1. Потерянный рай - [312]

С большим достоинством он поднялся и вышел, вполне уверенный, что теперь ему не придется жечь базу, хотя, если на то будет воля Аллаха, он знал, что сделает это, не колеблясь ни секунды, будут там люди или нет.

Он позволил себе тень улыбки. Его план сработал безукоризненно. Все чужеземцы приняли Хасана Козопаса за настоящего члена комитета, было сущим удовольствием наблюдать за его напускным высокомерием и вспышками гнева. Чужеземцы проглотили его историю про «террористов», убивших его пастуха, и он видел их страх. Эти же самые «террористы» разрушили буровую площадку, самую труднодоступную из всех одиннадцати. В самый темный час ночи эти же «террористы» сожгут часть буровой «Роза», а потом исчезнут навсегда – вернутся в деревню и к деревенской жизни, из которой они вышли. И к рассвету завтрашнего дня ужас распространится по всей округе, все чужеземцы будут изо всех сил стремиться убраться отсюда подальше, их эвакуация станет делом решенным, и в Яздек придут мир и покой.

Они дураки, что взялись играть в игру, где одни мы знаем правила! Но еще остается проблема молодого пилота. Видел он все или не видел? Старейшины посоветовали «несчастный случай», чтобы не рисковать. Вчерашний день подошел бы для этого как нельзя лучше, когда молодой человек один охотился в лесу. Так нетрудно поскользнуться и упасть на свое ружье. Да. Но моя жена высказалась против «несчастного случая».

– Почему?

– Потому что школа была замечательной вещью, – сказала она. – Разве она не была самой первой, какая у нас появилась? Без пилотов этого никогда бы не произошло. Но теперь мы легко сможем построить еще одну, нашу собственную. Потому что пилоты хорошо относились к нам, без них мы бы не знали многое из того, что знаем сейчас, да и деревня наша не была бы такой богатой. Потому что, я думаю, молодой человек говорил правду. Я советую тебе отпустить его. Вспомни, как этот молодой человек смешил нас своими сказками про место, которое называется Конг, в стране, которая называется Китай, где людей живет тысячу раз тысячу раз тысячу раз тысяча, где волосы у всех черные и глаза черные и пищу они едят деревянными щепками.

Он вспомнил, как тогда хохотал вместе с ней. Вообще, как столько народу может уместиться в одной стране?

– Остается опасность, что он солгал.

– Тогда проверь его, – сказала она. – Время еще есть.

Да, подумал он, у нас еще есть четыре дня, чтобы узнать правду, – пять, включая священный день.

Глава 41

ТЕГЕРАН. 17:16. Марш женщин уже закончился.

Он начался утром в атмосфере нетерпеливого ожидания, которая уже два дня господствовала в Тегеране. Предстояло нечто невероятное: впервые в истории женщины сами целой группой должны были вот-вот выйти на улицы в знак протеста, чтобы продемонстрировать свое единство против любых посягательств на свои с таким трудом завоеванные права со стороны новых правителей, даже самого имама.

Надлежащим одеянием для женщины является чадра, которая покрывает волосы, и руки, и ноги и не показывает ее красы (зинат).

– Я выбрала ношение чадры в знак протеста против шаха, Мешанг! – кричала ему Зара, его жена. – Я выбрала! Сама! Я никогда не стану закрывать лицо, носить чадру или хиджаб против своей воли, никогда, никогда, никогда…

Совместное обучение мальчиков и девочек, введенное сатаной-шахом несколько лет назад, прекращается, ибо на практике оно превратило многие наши школы в дома терпимости.

– Ложь, сплошная ложь! Это смешно! – говорила Шахразада Лочарту. – Правду нужно кричать с каждой крыши! Это не имам говорит все эти вещи, это фанатики, окружающие его…

Чудовищный закон сатаны-шаха о защите брака отвергается.

– Это, конечно же, ошибка, Хусейн, – осторожно сказала мулле его жена. – Имам не может сказать такое. Этот закон защищает нас от мужа, который может отвергнуть жену в любой момент, против многоженства, дает нам право на развод, право голоса, защищает имущество жены…

В нашей исламской стране каждый руководствуется только Кораном и шариатом. Женщины не должны работать, они должны вернуться в дом, оставаться дома, исполнять свою благословенную Аллахом освященную обязанность рожать и воспитывать детей и заботиться о своем господине.

– Клянусь Пророком, Эрикки, как бы я ни хотела иметь от тебя детей и быть для тебя самой лучшей женой, – сказала Азаде, – клянусь, я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как моих менее удачливых сестер заталкивают назад в мрачное Средневековье, где нет ни свободы, ни прав! Это все попытки фанатиков, мракобесов, их рук дело, не Хомейни. Я пойду на эту демонстрацию, где бы я ни…

По всему Ирану женщины готовили марши солидарности – в Куме, Исфахане, Мешхеде, Абадане, Тебризе, даже в таких маленьких городках, как Ковисс, – но не в деревнях. По всему Ирану шли споры и ссоры между большинством отцов и дочерей, большинством мужей и жен, большинством братьев и сестер, одни и те же стычки, просьбы, уговоры, ругань, требования, обещания, мольбы, запреты и, Аллах защити нас, даже восстания – тайные и открытые. И по всему Ирану в женщинах жила одна и та же решимость.

– Я рада, что Томми здесь нет, – так все получается гораздо легче, – сказала Шахразада своему отражению в зеркале сегодня утром; марш должен был начаться в полдень. – Я рада, что он уехал, поскольку, что бы он ни говорил, я в конечном счете ослушаюсь его. – По ее телу пробежала дрожь возбуждения, приятная и одновременно с этим болезненная.