Упрямица - [50]

– Какой скандал! Позор, что он привел ее в наш дом!

Священник вздохнул.

– Разве поступки дона Лусеро не пахли всегда скандалом? Но зато он привел еще дюжину новых вакеро для работы в поместье. Когда-нибудь он превратит Гран-Сангре в богатую гасиенду, какой она была в прошлом. Не думал, что подобный негодник станет прилежным и трудолюбивым, но, по-видимому, война – лучший воспитатель, чем я.

Священник задумчиво наблюдал, как молодой хозяин передал спящего ребенка жене, затем отдал поводья обеих лошадей слугам. Он снова забрал девочку у Мерседес, и вместе, бок о бок, они вошли в дом.

– Планы Господни часто не дано нам понять, сеньора! Возможно, что этот ребенок и есть орудие в руках Божьих, посредством которого Он воссоединит разобщенных супругов, сына вашего и донью Мерседес, подвигнет к соблюдению обязанностей, наложенных на них браком, заключенным при благословении Святой церкви.

– Я буду молиться об этом, – тихо произнесла донья София и жестом отослала священника и служанку.

Невидящим взором она продолжала вглядываться во что-то за окном, пыталась расслышать эхо шагов в прихожей, зная, что они не осмелятся сейчас подойти близко к ее покоям.

Божий промысел! Как бы не так! Она поджала губы. Лусеро всегда питал отвращение к детям, как и его отец Ансельмо, который в тот самый день, когда родился сын, дал ей понять, что не намерен утруждать себя и заниматься ребенком, пока он не достигнет возраста, с которого можно обучать его плотским утехам. Лишь только Лусеро исполнилось четырнадцать, заботливый папаша отвез мальчика в Дуранго, в самый шикарный и дорогой публичный дом, для посвящения его там в мужчины.

Как она презирала эту парочку, лежа в одиночестве, прикованная к постели болезнью, в то время как отец и сын развлекались со шлюхами. Но теперь Лусеро возвратился домой совершенно другим человеком, влюбленным в Гран-Сангре, почувствовавшим ответственность за свою покинутую жену и даже за своего внебрачного ребенка. Могло ли случиться так, что?..

Нет! Тогда бы Мерседес и падре Сальвадор уже догадались. А может, они догадались, все знают, но скрывают от нее?

За годы долгой болезни донья София пришла к выводу, что люди обычно видят то, что ожидают увидеть. Или предпочитают видеть!

Леденящая улыбка преобразила ее лицо, словно внезапно надетая маска, подчеркнув глубину впавших глазниц и остроту скул, обтянутых сухой кожей. В этой отвратительной улыбке ощущалось удовлетворенное злорадство.

– Какая потрясающая ирония судьбы… Что ж! Я смогу внести свою долю в его позор… прежде чем умру!

– Мы должны решить, где ты будешь спать, малышка. Нравится ли тебе здесь, в новом доме? – спрашивал Николас у Розалии, изумленно разглядывающей богатую обстановку парадной залы.

Он поставил зевающую девочку на ковер и с улыбкой смотрел на свою дочь.

– Дом, наверное, кажется тебе слишком большим? Мне это понятно, я сама испугалась, когда впервые попала сюда, – призналась Мерседес.

– Вы тоже жили в монастыре? – спросила Розалия, уцепившись за юбку сеньоры.

– Да, – ответила Мерседес и посмотрела на молчавшего Лусеро. Помнит ли он, какой трепетной невестой явилась она в Гран-Сангре?

Пока взрослые обменивались взглядами, глаза Розалии все округлялись, становясь похожими на блюдца. Она моргала от изумления, разглядывая залу. Стены были выбелены до снежной чистоты, а массивные дубовые балки подпирали своды потолка, казавшегося высоким, как небо. Резная мебель сверкала, начищенная до сияния соком лимона.

Осмелившись оторваться от взрослых, она приблизилась к статуэтке прекрасной женщины. Девочка протянула было ручку, чтобы потрогать ее, но отпрянула в последнюю секунду. Громадный подсвечник на алтаре привлек ее внимание. В этой великолепной комнате находилось больше серебряных предметов, чем в храме урсулинок! И картины, такие красивые картины были развешаны по стенам, причем не на религиозные сюжеты, а изображающие мужчин и женщин в роскошных нарядах.

– Я правда смогу здесь жить? – с недоверчивой робостью обратилась она к Николасу и Мерседес.

– Конечно, – ответил мужчина, который объявил ей, что он ее отец.

Басовитый лай раздался в холле, и Буффон устремился к ним. Мерседес задержала пса, обвив его шею руками, опасаясь, что он собьет крошку с ног.

– Это Буффон! – сказала она, стоически принимая бурное приветствие собаки, которое выражалось в том, что пес облизал ей все лицо. – Он любит играть с детьми, – добавила она. – Не хочешь погладить его?

Розалия инстинктивно спряталась за Ника, ища защиты, следя, как странный зверь борется, играя, с хозяйкой.

– Он тебя не тронет, – заверил девочку Ник.

Он присел и потрепал шелковистое собачье ухо.

Усилиями обоих взрослых людей возбужденный пес был умиротворен. Он присел на задние лапы и наклонил голову набок, искоса поглядывая на Розалию. Она передразнила его и хихикнула:

– Он смешной.

С осторожностью девочка вытянула вперед смуглую ручонку, и Буффон лизнул ее.

Она отдернула руку в удивлении, но затем повторила свой жест, на этот раз позволив его языку досконально исследовать ее пальчики. Шаг за шагом Розалия приблизилась к нему настолько, что смогла запустить обе ручки в его густую шерсть.