Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек - [19]

Реджеп играл недурно, так как его отец, Дурды-ага, был заядлым шахматистом. Реджеп с малых лет наблюдал, как отец сражался с кем-нибудь из соседей. Лежа на ковре, мальчик часами не сводил глаз с разнообразных фигурок, расставленных на доске. К десяти годам он не только знал ходы, но мог сыграть даже со взрослым партнером. В школьном турнире он занял первое место и получил приз — хорошие шахматы. Отец был не меньше сына доволен этой премией. Когда у Дурды-ага не случалось более солидных партнеров, он пробовал играть с сыном, хотя мальчику трудно было тягаться с таким противником. Притом Дурды-ага имел привычку ворчать на него за каждый слабый ход. Тогда Реджеп начинал волноваться, делал совсем уже грубые ошибки, и игра расстраивалась. Но отцовская школа даром не пропала. Воспитатель играл явно слабее Дурды-ага, и Реджепу частенько удавалось его обыгрывать. Они играли, правда, не очень азартно. Но сегодня после двух-трех ходов завязалась беседа.

— Ты комсомолец, Реджеп? — спросил воспитатель.

— Нет еще. В колхозе я был пионером.

— А пора бы и в комсомол, как ты думаешь?

Рука Реджепа, поднятая над шахматной доской, повисла в воздухе. Он покраснел. Он, конечно, и раньше думал о комсомоле, но его останавливало одно: комсомолец, по его убеждению, должен был уметь смело выступить на любом собрании, а у Реджепа, как полагал он сам, не хватит для этого ни знаний, ни смелости.

— Так как же? — после минутного молчания спросил опять воспитатель мальчика.

— Не справлюсь, — коротко ответил Реджеп.

— Смешной ты парень, Реджеп! А как же другие ребята и девушки? Миллионы комсомольцев — такие же, как ты, сельские, городские учащиеся, рабочие, студенты.

Реджеп недоверчиво посмотрел на него.

— Не все такие, — сказал он подумав. — Я недавно читал в газете «Яш коммунист» про девушку колхозницу, которая получила орден Ленина. Она комсомолка. И еще читал про одного московского комсомольца — он восемь норм за смену выполнил и еще учится в вечернем университете. Вот это комсомольцы! Один парень из нашего колхоза на войне два вражеских бомбардировщика сбил. Это тоже комсомолец. А я что?

— Ты, я вижу, хочешь сразу все взять, — улыбнулся воспитатель. — Так нельзя. Запомни, друг мой: человеку ничто сразу не дается. Знание — в твоей учебе, опыт — в твоей же практике. И знание и опыт будут, а комсомол поможет их приобрести. Воины и командиры не только на фронте. И здесь — фронт. Наш фронт — это учеба. К примеру, возьми наше училище: кто не выполняет задание, кто серьезно не занимается, тот, по-моему, вроде дезертира. Так или нет, Реджеп?

— Так, — согласился мальчик.

Так беседовали они за шахматным столом. После этого разговора Реджеп много думал о словах воспитателя. Ему понравилась мысль, что учеба — тоже фронт. А на память снова приходили и московский токарь, выполнивший восемь норм за смену, и зенитчик, сбивший два самолета, и председатель колхоза Чарыяр, которого, как говорили ещё в колхозе, тоже воспитал комсомол.

День за днем шли школьные занятия, чередуясь с практической работой на производстве. Реджеп привык к товарищам, как будто он жил здесь уже десять лет. Однажды вместе с другими ребятами он возвращался с завода. Войдя во двор он увидел собравшихся на веранде ребят: там между окнами был вывешен новый номер стенгазеты. Реджеп и Аманов не подошли к ним, а направились в гардеробную переодеться: они знали, что было в стенгазете. Другие ребята поспешили на веранду. И Байрамов, накрутив на руку веревку, вприпрыжку понесся к стенгазете. На самом видном месте в газете был нарисован Баллы Байрамов со своей неизменной веревкой.

Байрамов, разглядев карикатуру, начал было читать заметку, помещенную рядом с рисунком, но вокруг все хохотали. Он быстро спрятал веревку и отошел в сторону.

С неделю он был тише воды, ниже травы, потом как-то встретив Аманова, сказал ему:

— Я знаю, кто написал про меня. Подумаешь, активисты! Захочу — еще больше буду озорничать.

— Себе хуже сделаешь, — ответил Аманов. — Ребята выйдут из училища мастерами, а у тебя не будет специальности, да еще не на каждом предприятии тебя держать станут. Постыдился бы: вчера не мог рассказать, как готовится серная кислота!

— Пусть Дурдыев рассказывает. Тоже — отличник! Я только собрался отвечать, а он уже руку поднимает!

— Не беспокойся за Дурдыева, он за себя постоит, — сказал Аманов. — Он сам себе инструмент начал делать; сделает — и будет получать хорошую зарплату. А ты что?

— А мне отец деньги пришлет, — возразил Байрамов.

— Отцу надо написать, чтоб не баловал тебя; тогда исправишься.

— Назло не исправлюсь!

Когда он сказал это, из окна послышался голос:

— Не исправишься — значит, ты дезертир!

Это крикнул Реджеп. Он сидел у себя в комнате, готовил уроки и слышал весь разговор на веранде. Реджепу хотелось сказать такие сильные слова, чтобы сразу убедить Байрамова, но он не нашел их. Байрамов, встретившись с ним глазами, пропищал тонким голосом:

— Подумаешь — отличник! Выскочка!

И после этого случая Байрамов не раз, особенно когда встречал Реджепа одного, строил рожи и говорил ему писклявым голосом:

— У-у, отличник!