Уотсоны - [11]
— Эту записку, — говорил он, — я имел честь получить из прелестных ручек самой мисс Уотсон не далее как десять минут назад. Мы виделись с нею в Стэнтоне, — должно быть, сама судьба надоумила меня завернуть по пути в это славное селение. В момент моего приезда мисс Уотсон как раз раздумывала, кто бы мог выполнить ее поручение. По счастью, мне удалось ее убедить, что во всей округе не сыщется посыльного расторопнее меня. Я, разумеется, действую тут не совсем бескорыстно: ведь моей наградой станет привилегия сопровождать вас в моей двуколке до самого Стэнтона. И ваша сестра — хотя не в записке, но на словах — приказала передать вам то же самое.
Эмму охватило уныние: полученное ею предложение не нравилось ей, ибо у нее не было никакого желания сводить с этим человеком более короткое знакомство; с другой стороны, она не могла и злоупотреблять гостеприимством Эдвардсов, да и сама хотела поскорее попасть домой. Смешавшись, она уже не знала, может ли в своем положении ответить решительным отказом. Миссис Эдвардс то ли не разобралась вполне, в чем тут дело, то л и намеренно оставляла вопрос на усмотрение самой юной леди; во всяком случае, она по-прежнему хранила молчание. В конце концов Эмма высказала Тому Мазгрейву свою признательность, но заявила, что не хочет причинять ему слишком много беспокойства. Какое беспокойство? — был ответ. Для него это величайшая честь и удовольствие; итак, он сам и его лошади в полном ее распоряжении. Эмма все еще противилась. Увы, ей, видимо, придется отклонить любезно предложенную помощь — дело в том, что она несколько опасается двухколесных экипажей; тем более что такое расстояние легко пройти и пешком.
Тут миссис Эдвардс наконец разомкнула уста. Выяснив предварительно все интересовавшие ее обстоятельства, она объявила:
— Мисс Эмма, мы, разумеется, будем счастливы, если вы позволите нам наслаждаться вашим обществом
до завтра; но если вам по каким-то причинам это не совсем удобно — что ж, тогда наша карета совершенно к вашим услугам. Кстати, и Мэри рада будет случаю повидаться с вашей сестрой.
Эмма только того и желала — ведь бедная Элизабет совсем одна, и было бы так хорошо воротиться домой хоть к обеду! — и предложение было с благодарностью принято.
— О нет, — горячо протестовал гость, — вы не можете лишить меня счастья быть вашим провожатым! Право, я этого не перенесу. Уверяю вас, что ни моего экипажа, ни моих лошадей вам нечего бояться. Хотите, можете править ими сами — они совсем смирные, ваши сестры имели случай в этом убедиться. Что же до меня лично, то любая из ваших сестер доверится мне без малейшего колебания хоть на скаковом кругу. Верьте, — тут Том Мазгрейв понизил голос, — вы со мной в полной безопасности! Если и существует какая угроза, то лишь для меня самого!..
Эмма, несмотря на все услышанное, не выказала ни малейшей готовности переменить решение.
— Выезжать в карете Эдвардсов на другой день после бала? Нет, нет, это совершенно невозможно! — продолжал настаивать Том. — Кучер, как услышит, что приказано опять закладывать карету, сделается, пожалуй, еще чернее своих вороных лошадей; так ведь, мисс Эдвардс?
Но мисс Эдвардс, как и остальные дамы, хранила неколебимое молчание, и гость наконец принужден был перевести разговор на другую тему.
— Что за бал был вчера — просто чудо! — воскликнул он. — Долго ли еще вы наслаждались им после того, как мы с Осборнами покинули почтенное собрание?
— Еще два танца.
— Танцевать допоздна, по-моему, так утомительно! Верно, и танцующих было уж немного?
— Сколько и прежде, только без Осборнов. Места в зале едва хватало, все танцевали до конца с необычайным одушевлением, — отвечала Эмма, возможно несколько греша против истины.
— О, знай я, как обстоят дела, я бы, пожалуй, заглянул в залу еще разок. По правде говоря, сам я нахожу танцы приятнейшим занятием. А как вам мисс Осборн? По-моему, она очень мила.
— Мне она не показалась красавицей, — отвечала Эмма, к которой преимущественно были обращены вопросы и замечания гостя.
— Возможно, она и не совсем красавица, но зато у нее изысканные манеры. И Фанни Карр, согласитесь, по-своему прелюбопытное создание. Эта ее непосредственность очень piquante. Ну а лорд Осборн? Что вы о нем скажете, мисс Уотсон?
— Скажу, что он был бы куда неотразимее, когда бы вместо громкого имени имел чуть более любезности и хороших манер и не выказывал бы к месту и не к месту своего неудовольствия.
— Право, вы чересчур строги к моему другу! Уверяю вас, лорд Осборн добрейший малый!
— Я не оспариваю его достоинств, однако мне не очень нравится тот вид равнодушного небрежения, какой он постоянно на себя напускает.
— Не будь я связан словом, — отвечал Том многозначительно, — я бы, пожалуй, попытался изменить к лучшему ваше мнение о бедном Осборне.
Эмма, однако, не проявила никакого любопытства, и мистеру Мазгрейву поневоле пришлось хранить тайну своего друга. Также он был принужден завершить свой визит, поскольку миссис Эдвардс уже приказала готовить карету и времени на сборы у Эммы оставалось совсем немного. До Стэнтона с нею вместе прокатилась и Мэри Эдвардс, но, прогостив всего несколько минут, заторопилась домой: у Уотсонов уже накрывали к обеду.
В начале XIX века английская писательница Джейн Остен (1775–1817) писала свои романы с изяществом, глубиной и мудростью, которые избавили жанр романа от клейма «несерьезности» и научили многие поколения читателей и писателей тому, что книге, чтобы быть глубокой, не требуется напыщенная монументальность. Иронизируя, Джейн Остен превращала повседневность в книги. На протяжении уже двух столетий с ней — автором и персонажем истории мировой литературы — сверяют себя и читатели, и писатели.«Гордость и предубеждение», шедевр английской литературы, был написан Джейн Остен в 1796–1797 годах и до сих пор не утратил своей популярности.
Ироничная история очень умной молодой женщины, попадающей впросак постоянно — по наивной глупости окружающих? О да!Величайшая (и первая в мировой литературе) книга об интеллектуалке, стоящей на голову выше своего мелкопоместного, уныло-благополучного бытия? Конечно же!И, наконец, роман, что совсем недавно обрел вторую жизнь в качестве блистательной экранизации? Безусловно!Что это? «Эмма». Самое едкое, самое точное, самое саркастичное из произведений ярчайшей писательницы XIX в.
Может ли история любви сочетать в себе романтизм и искрометный юмор? Способна ли история приключений одновременно захватывать и смешить? Может, если речь идет о романе Джейн Остен «Нортенгерское аббатство».Эта книга, навеки вошедшая в золотой фонд мировой литературы, по-прежнему покоряет миллионы читательниц по всему миру, по-прежнему читается на одном дыхании и по-прежнему поистине потрясает своим изяществом, блеском и неподражаемым, лукавым обаянием...
«Доводы рассудка» Джейн Остен — роман, не подвластный ходу времени. Поразительное по глубине, психологизму и изящному, прозрачному лиризму повествование о судьбе молодой женщины и ее нелегкой, полной неуверенности, ошибок и сомнений любви. Это произведение выдержало испытание вот уже несколькими эпохами и не утратило своего искреннего очарования. Идут годы, однако «Доводы рассудка» были и остаются золотой классикой мировой литературы и продолжают поражать воображение новых поколений читательниц…Перевод с английского Елены Суриц.
Что важнее при выборе спутника жизни – чувства или разум? Да и в самой жизни, собственно, чем лучше руководствоваться? «Разум и чувства» – типичная история своего времени. История матери и трёх дочерей, в одночасье оставшихся без мужской поддержки, и вынужденных самостоятельно пробиваться в жизни в непростой век, принадлежавший мужчинам.Нет, более прекрасного и вдохновляющего чувства, чем любовь. Любовь окрыляет и заставляет совершать безумные и жертвенные поступки, любовь способна преодолеть все преграды и предубеждения.
Никчемна и ничем не примечательна жизнь обитателей английского поместья, мелки и ничтожны их интересы — личные удобства, честолюбие, деньги. Ложь, лицемерие, ханжество разрушают благополучие и порядок дома в Мэнсфилд-Парке, лишают его хозяев, их детей и родственников взаимопонимания и единства.Как жить? Как внести разумное начало в этот хаос всеобщего несогласия?Ответ на этот вопрос дает Джейн Остен, создав замечательный образ Фанни Прайс, с которой связана главная тема романа — тема нравственного прозрения.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Алан Александр Милн — в ипостаси одного из величайших британских юмористов, произведения которого критики ставят рядом с шедеврами абсолютных классиков жанра — Пелема Г. Вудхауса, Джерома К. Джерома и Ивлина Во… «Очень недолгая сенсация» — интересный опыт Милна в жанре иронического детектива, непередаваемо смешной роман об опасных и забавных приключениях непосредственной английской девушки эпохи «золотых двадцатых», случайно впутавшейся в нелепую историю с таинственной гибелью эксцентричной тетушки — и совершенно уверенной, что ее считают главной подозреваемой в убийстве.