Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории - [203]

Да нет, он же слышит собственный голос. В этот момент Билл осознал, что видит свои руки. Значит, со зрением все в порядке — он прекрасно их видит!

И все остальное тело тоже. Он был голым.

Может быть, через несколько часов — или несколько мгновений — Билл пришел к выводу, что он мертв. Это была единственная гипотеза, которая вроде бы согласовывалась с фактами. Он был закоренелым агностиком и не ожидал никакого воскрешения после смерти; жизнь уйдет из тела, когда его покинет сознание, как свет в комнате при повороте выключателя. Тем не менее он подвергся воздействию электрического поля более чем достаточного, чтобы убить человека; придя в себя, он не обнаружил ничего из того, что составляет ощущения живого человека. Следовательно — он мертв. Что и требовалось доказать.

Разумеется, у него было тело, но он прекрасно помнил о парадоксе субъективного и объективного. Он все еще обладал памятью, а самый сильный отпечаток в памяти оставляют ощущения собственного тела. Так что это было не его тело, а воспроизведенная памятью его мысленная копия. Так он рассуждал. Возможно, думал он, мое мысленное тело исчезнет, по мере того как будут слабеть воспоминания о реальном теле.

Было нечего делать, нечего ощущать, нечем занять мозг. Он наконец заснул, раздумывая над тем, что если это смерть, то она чертовски скучна!

Проснулся он освеженный, но с ощущением жуткой жажды и голода. Вопрос, жив он или мертв, более не занимал его. Теология и метафизика отошли на задний план. Он был голоден.

Более того, по пробуждении он обнаружил явление, которое разрушило большую часть его теоретических построений, приведших его разум к выводу о собственной кончине — а на уровне эмоций он все-таки до конца в это не верил. Здесь, в том Месте, где он находился, обнаружились иные материальные объекты, которые можно было увидеть и потрогать.

И съесть.

Последнее было не вполне очевидно, потому что на еду они не были похожи. Они были двух сортов. Первый представлял собой бесформенные комки, видом напоминающие сероватый сыр, слегка жирные на ощупь и вполне неаппетитные. Второй сорт представлял собой однородную группу предметов, внешне одинаковых и, похоже, по ошибке попавших сюда из ювелирного магазина. Это было десятка два сверкающих шаров; каждый из них казался Биллу копией того хрустального шара, который он как-то приобрел, — настоящий бразильский горный хрусталь, перед совершенной красотой которого невозможно было устоять; он провез его домой контрабандой и в одиночестве наслаждался его совершенством.

Маленькие сферы были очень похожи на этот камень. Он коснулся одной из них. Поверхность была гладкой, как тот хрусталь, и обладала той же целомудренной прохладой, но оказалась податливой, как желе. Сфера заколыхалась, и огоньки внутри ее восхитительно замерцали, затем она успокоилась и вновь приобрела форму идеального шара.

При всей своей привлекательности на еду они явно не походили, а вот похожие то ли на сыр, то ли на мыло куски могли оказаться и съедобными. Он отломил маленький кусочек, понюхал и осторожно попробовал на вкус. Вкус был кислый и тошнотворный. Билл выплюнул его, брезгливо покривился и испытал горячее желание почистить зубы. Ежели это еда, то ему придется проголодаться посильнее…

Он снова обратился к замечательным шарикам хрустального желе. Он покатал их на ладонях, наслаждаясь их мягкостью и гладкостью. Внутри каждого из них было видно его собственное миниатюрное изображение — симпатичный маленький эльф. Чуть ли не впервые он осознал, насколько совершенны пропорции человеческого тела, едва ли не любого, если рассматривать его как художественную композицию, а не как коллоидную массу.

Но чувство жажды пересилило его нарциссизм. Ему подумалось, что если гладкий прохладный шарик положить в рот, то это должно вызвать слюноотделение. Он так и сделал; шарик неожиданно для него тут же был проколот нижними зубами. Губы и подбородок стали мокрыми, капли стекали по груди. Шарики оказались водой, чистейшей водой — никакой целлофановой или какой бы то ни было другой упаковки. Эта вода каким-то непонятным образом удерживалась поверхностным натяжением.

Он осторожно взял другой шарик, стараясь не проколоть его зубами до тех пор, пока тот полностью не окажется во рту. Получилось: рот был полон прохладной, чистой воды — это произошло настолько быстро, что он поперхнулся. Но теперь приспособиться было несложно, и он выпил четыре шарика.

Утолив жажду, он решил разобраться, каким образом вода может удерживать самое себя. Сферы были упругими, ему не удавалось раздавить их, и даже падение на пол их не разрушало. Они прыгали, как мячи для гольфа, и даже еще выше. Билл решил ущипнуть один из них ногтями, и опыт удался — вода тут же полилась по ладони — вновь чистая вода, и ничего более. Оказалось, что только порез может разрушить силы натяжения: даже смачивание не возымело действия — он мог держать шарик во рту, затем вынуть его и вытереть досуха о свою кожу.

Наконец он решил, что запасы воды ограниченны, а перспективы неясны, а потому разумнее завершить эксперименты и сохранить то, что осталось.