Унтер-офицер и другие - [9]

Русские уже обстреливали шоссе. По бетону, словно град, били пулеметные очереди. Что-то щелкнуло у самого колена Мольнара, но он даже побоялся туда взглянуть. Слава богу, мотоцикл мчался дальше. Только бы выбраться из этой западни, и как можно скорее! Доехав до первого перекрестка, Мольнар свернул налево и километров пять несся по разбитой гравиевой дороге. Мотоцикл под ним подпрыгивал, как коза. Иногда встречались небольшие группы солдат, шагавших на восток, местность, в общем, была тихой и не внушала опасений.

На окраине какого-то села на табличке, забрызганной грязью, было написано то ли «Радец», то ли «Редец». Мольнар осмотрел мотоцикл. На первый взгляд — никаких повреждений. Машина эта живучая, небось поработает еще и после войны. Мольнар выключил мотор и завел снова: все в полном порядке. Он уже хотел сесть в седло, но тут вдруг заметил, что из аккумулятора капает. Пуля продырявила его насквозь, пробила все ячейки, изуродовала все пластинки.

«Это, конечно, лучше, чем дырка в собственном колене, но все равно дело дрянь: если вытечет вся кислота, то тронуться с места можно будет лишь при условии, если мотоцикл кто-нибудь подтолкнет». А браться за вербовку дополнительной рабочей силы в его положении — дело довольно рискованное…

Шум фронта вроде бы приближался. В бой вступили тяжелые орудия. В перерывах между их грохотом отчетливо слышались автоматные очереди.

«Неужели русские действительно прорвали фронт, как кричал тот солдат на шоссе? Ну да ничего, — подбадривал сам себя Мольнар. — Во всяком случае, нужно посмотреть: а вдруг в этой паршивой деревушке можно достать аккумулятор?..»

Село оказалось не таким уж маленьким. Главная его площадь, на которую выходили четыре гравиевые дороги, походила на городскую. Были даже двухэтажные дома. У одного из них (видимо, у сельской управы) шныряли нилашисты, увешанные гранатами. Мимо них без проверки документов все одно не прошмыгнуть, так что унтер-офицер со скрежетом затормозил, проворно вскинул правую руку в нилашистском приветствии, будто прогнал муху, а затем достал свои бумаги, хотя их у него пока еще никто не спрашивал.

— Стойкость! — поздоровался он с нилашистами по заведенному у них обычаю. — Друзья, я посыльный, у меня срочный пакет, а в мотоцикле прострелили аккумулятор. Не знаете, где мне тут найти автомеханика?

Нилашисты знали автомеханика, и сразу же трое из них начали охотно объяснять, где его найти. Никто никаких документов у Мольнара не спросил. «Ни дна вам ни покрышки!» — подумал Мольнар, опять поднял руку для приветствия и свернул в переулок, который ему указали.

Мастерскую он нашел сразу. Над смотровой ямой стояла немецкая амфибия, а во дворе сзади — набитый барахлом грузовик. На самом верху, лежа на всем добре, дымили пятеро или шестеро солдат. Их командир, офицер СС в чине обер-лейтенанта, нетерпеливо расхаживал взад-вперед, прислушиваясь к нарастающему мощному гулу орудий.

Мольнар в мгновение ока охватил взглядом всю эту картину со всеми ее участниками. К сожалению, весь штат авторемонтного предприятия состоял всего-навсего из двух человек: начальника (того, что пополнее) и подрядного (потоньше). Оба они сидели в яме на корточках отремонтировали ходовую часть амфибии. Мольнар, прежде чем начать с ними переговоры, на всякий случай отдал честь офицеру СС. Это, мол, не повредит. И хотя офицер не ответил, однако заметил появление Мольнара и довольно долго рассматривал его в упор.

— Мастер, — проговорил Мольнар, — нет ли у вас аккумулятора? Мой прострелили, кислота вытекает.

Однако мастер не проронил ни слова. То ли немец его так напугал, что он спешил с ремонтом, то ли аккумулятора у него не было. В общем, он даже не взглянул на Мольнара. Но тот был не из робких просителей, от которых легко отвязаться. Он подошел поближе к яме и сильно ударил ногой по шине, прямо над ухом мастера.

— Эй, ты что, язык проглотил? Я выполняю специальное задание. Как бы вам тут неприятностей со мной не нажить. Говори, есть у вас аккумулятор или нет?

На шум первым отреагировал офицер-эсэсовец. По-венгерски он явно не понимал, но сообразил, что этот унтер-офицер мешает чинить его амфибию. Он подошел к Мольнару и по-немецки предложил ему отойти в сторонку и не кричать. Мольнар вытянулся перед офицером, отдал честь и щелкнул каблуками. Его ладонь касалась виска как раз на уровне глаз: ни в одном учебнике не опишешь лучше, как следует обращаться к старшему.

— Господин обер-лейтенант, покорно докладываю везу жалованье батальона…

— Los![1]

— …и мне надо попасть в батальон при любых обстоятельствах.

Офицер раздраженно и довольно энергично стукнул Мольнара по груди стеком с костяной ручкой (непонятно только, как он использовал эту штуку, чтобы подгонять машины).

— Меня не интересует ваш цыганский лепет. Оставьте механиков в покое и убирайтесь к черту!

Все это он, естественно, проговорил по-немецки, понял его только мастер-шваб[2], который до сих пор обслуживал офицера рейха и даже не снизошел до того, чтоб сказать унтеру хоть слово. Однако, услышав брань офицера, шваб вдруг почувствовал, как в его груди взыграло достоинство венгерского гражданина, подкрепленное перед работой венгерской паприкой и виноградной палинкой, которые были у него сегодня на завтрак. Он хорошо знал, что стопроцентные арийцы-немцы считали его в некотором смысле выродком, чем-то вроде цыгана, только обычно он об этом старался не думать. Он с удивлением взглянул на Мольнара из-под машины, с которой в яму капала грязь, и одобрительно кашлянул.