Унтер Лёшка - [64]

Через минут десять к обозу подскакала казачья сотня. Первым делом казачки проскакали вокруг оборонительного круга, а потом спешились и прошлись по поясам и одёже убитой татарвы.

– Помощнички, блин! – зло сплюнул Федька. – Эдак и мы бы могли там пошарить, как-никак это вся наша работа, – и он кивнул на поле вокруг крепости, усеянное трупами.

– Брось, Федька, не стоит оно того, – покачал головой Лешка, отряхивая свой запылённый мундир. – Ничего ты с этих крымчаков не возьмёшь, так, если только связку, другую ушей ну или пару мелкой монеты с ниткой бисера. Большой барыш туда ушёл, – и он кивнул в сторону пыльного облачка, оставшегося от потрёпанных в бою крымчаков. – Мелочи это всё, главное, что живы остались.

– Есаул Писаренко Фёдор Евграфович! – представился подходящий с тремя подручными чернобровый казак. – Сотник третьего полка донского казачьего войска.

– Старший сержант Егоров, – козырнул Лёшка. Апшеронский полк Колюбякина.

– Хорошо вы тут повоевали, сержант, – покачал головой казак. – Десятка четыре точно этих на землю сбили. Жаль, что мы к вам не успели подскочить, так бы к ним с задов очень было бы удобно от брода зайти, – и он мечтательно покачал головой.

– Да и нам досталось, – Лёшка нахмурился и кивнул в ту сторону, где возле дороги уже выкладывали рядком убитых.

Казаки стянули папахи с головы и степенно перекрестились:

– Царствие небесное и вечная память павшим воинам!

Караван потерял десятерых. Из егерей был убит рыжий Фома, не успевший выпрыгнуть из своей повозки и пробитый в ней аж пятью стрелами. Расчёт единорога был выбит почти полностью, и рядом с фейерверкером лежали пятеро его канониров. Из обозных вынесли одного, мужик оказался не трусом и до последнего отстреливался из своего старинного мушкета.

– Там вон ещё двое ваших лежат, – кивнул подошедший казак в ту сторону, где стоял когда-то старший из крымчаков. – Только уж больно посечённые они, вы это, мешки с собой возьмите, что ли, чтобы их с земли собрать.

– Займитесь! – кивнул старшему обозному Лёшка. – Хоть тут от вас толк будет, весь бой под телегами пролежали не в пример вот этому воину, – и он показал на убитого обозного.

Казаки ушли по следу татар, а обоз, похоронив павших и перевязав раненых, встал на ночёвку. Половина лошадей была побита в схватке, и нужно было им дать отдых, а потом уже двигать в сторону Фокшан. Всё оружие было заряжено, оставшиеся на ногах двое артиллеристов перезарядили орудие картечью и выставили его напротив дороги, откуда их было удобнее всего атаковать.

Но ночь прошла спокойно, и утром небольшой караван выступил на юг. Лошадей было мало, и оставшихся берегли, все те, кто мог передвигаться, шли теперь около повозок с оружием наготове. Из егерей на них теперь ехали только раненые Ермолай, Ваня Кнопка и получивший повторное ранение в руку Потап.

Облако пыли вдали заметили загодя и походную крепость из сцепленных повозок поставили быстрее прежнего, опыт как-никак у людей уже был. У наведённого в сторону приближающейся цели орудия с зажжённым запальником застыли канониры. Егеря залегли между повозками. Даже обозные приготовились к бою, помня, что стало с их двумя захваченными совсем недавно товарищами.

– Отбой, братцы, это наши едут! – скомандовал Лешка, разглядев в подходящей кавалерии гусарские доломаны.

– Ротмистр Гущинский, Ахтырский гусарский! – представился командир бравых гусар, не слезая с коня. – Почему так медленно двигаетесь, сержант, вы уже два дня как в Фокшанах должны быть? – и загарцевал на гнедом красавце.

– Старший сержант Егоров, Апшеронский пехотный, – козырнул Лёшка устало. – Потому как воевали с конницей противника в количестве трёх сотен, ваше благородие, сами отбились, но остались без половины тягловых лошадей.

Ротмистр проехал вдоль повозок, оглядывая пробитое во многих местах стрелами полотно фур, сколы и выбоины на телегах и на лафете орудия, раненых в окровавленных бинтах, не выпускающих из рук фузеи.

– Какие потери, Егоров, сколько повозок пришлось бросить?

– Девять рядовых и один младший фейверкер, – ответил вяло Лёшка. – Повозки и орудие с передками всё здесь, в целости, стрелами только побитое всё, – надоело ему уже тянуться перед каждым начальником, устал он за эту дорогу, устал…

Ротмистр посмотрел на него внимательно, покачал молча головой, козырнул и отъехал в сторону.

Через два дня, пятого ноября, небольшой обоз прибыл в ставку первой армии, где интенданты тыла приняли у сержанта всё по описи, ворча над каждой побитой и продырявленной епанчой, кафтаном или седлом и обещая всё вычесть из попорченного из его скромного унтерского жалованья. Но Лёшке уже было всё равно, он вернулся в свою команду, и ему хотелось теперь просто выспаться под этот мерный шум зарядившего с утра дождя.

Глава 7. Засада

Генерал-аншеф Румянцев поставил перед своей армией задачу закрепиться на левом берегу Дуная, используя то, что противник потерпел поражение сразу в несколько ключевых сражениях 1770 года, понёс при этом большие потери и утратил всякую стратегическую инициативу. Его нужно было отогнать дальше на юг, полностью очистив левобережье, а потом занимать зимние квартиры в треугольнике Измаил, Яссы и Бухарест. Бухарест в этом случае выдавался бы глубоко вперёд, создавая угрозу турецкой группировке войск в Болгарии и прикрывая все занятые русскими земли в Румынии, Молдавии и Приднестровье. Немаловажно было то, что этот город был не маленький, и в нём вполне можно было бы разместить с должным комфортом все основные войсковые подразделения вместе со штабом армии и с её тылами. Но до этого его ещё нужно было взять.