Унисоны - [6]

1982

* * *

И когда тебе трудно и горько,

Ты найди в себе силы понять,

Что мое так устроено горло,

Чтобы имя твое повторять.

И когда вдруг почувствуешь пропасть,

Шаг шагнуть и упасть, и пропасть,

Ты пойми и поверь — это просто:

Что умрет моя лучшая часть

А когда ты, раскинувши руки,

На судьбу свою выйдешь крестом,

Ты доверь мне страданья и муки,

Чтоб я лег через пропасть мостом.

1982

* * *

Стало пусто вокруг и сурово

Вдалеке от тебя.

Вытесняет одно твое слово,

Не грозя, не трубя.

Вытесняет одно твое слово

Все вокруг, только ты…

И на все мое сердце готово,

Чтоб достигнуть твоей высоты.

1982

* * *

Какая дивная химера

То полуслово, полувзгляд,

На ценность их, какая мера,

За щедрость их, каких наград.

Нет, ничего тебе не надо

За это чудо-колдовство,

Мне полуслова, полувзгляда

Вновь не хватает твоего.

Прекрасна жизнь — неповторима,

Дотоле счастлив я и рад

Пока тебе необходимы

То полуслово, полувзгляд.

1983

* * *

Меня нежданно ты задела

Всего, быть может, в полкрыла,

За дело мне иль не за дело

Ты так сторицей воздала.

Растает снег и след растает,

И в сердце вырастет рубец,

И эта истина простая

Не фразой станет, наконец.

Но каждый март я снова буду

К себе тебя переносить,

За много лет я счастья ссуду

Сумею, может, погасить.

Я буду тот же — ты иная,

Сравняет возраст нас, как знать,

И может быть, не проклиная,

Меня ты будешь вспоминать.

1982

* * *

Прощанье — заповедь огня,

Не сотворить опроверженье,

И без тебя — уже ни дня,

И жизнь вся, как продолженье.

Ни остановки, ни черты,

Ни рва, ни берега, ни края,

Дорога — ты, стремленье — ты,

Лечу, от счастья замирая.

Ах, этот ведьминский полет:

Подъем и радость отчужденья.

И даль твоя меня зовет,

И ты — начало продолженья!

1982

* * *

Вечер встречает меня ворожбой,

Неодолимой тревогой свиданья.

Мне ни за что не расстаться с тобой,

И возвращенья трудней расставанья.

Рухнуло все за цепочкой дверной.

Нет оправдания крови и боли.

Полузабыто звучит «мой родной»

Нежный рожок архаичной любови.

Не тяготись расстоянием лет

Время беспомощней прикосновенья.

Каждое слово — вопрос и ответ,

Целая жизнь уместилась в мгновенья.

Смысла и правды нелепо искать

Не для счастливых чужие законы,

Только одна у сердец благодать,

Только одни на земле унисоны.

1990

Жизни падежи

Жизни падежи

как рубежи:

творительный…

родительный…

дательный…

предложный

неподложный…

винительный

извинительный…

и подпись по кончине

именительный.

1997

* * *

То, что юности доступно,

Я пронес легко сквозь годы,

Очень хочется подспудно

Не зависеть от погоды

И, взобравшись на вершину

Века и тысячелетья,

Съехать вниз вполне невинно

Два десятка лет отметя.

Точка новая отсчета

Юность и любовь подарит,

Если только пришлый кто-то

Мой запас не разбазарит.

1998

* * *

На склоне жизни

Я найти

Уже не в силах утешенья,

И в сердце ни обид,

Ни мщенья,

А только

Тихое «прости».

Прости, что не хватило сил

Души,

Что не достало веры…

Как часто внешние манеры

Скрывают суть, кого любил.

И не осилить одному

Судьбы,

а ты своим молчаньем

Дала мне волю на страданье,

Зачем лишь в толк я не возьму.

Хватило б даже головы

Кивка… или простого взгляда…

Судьба за ним, а не награда,

Но не решилась ты — увы!

Прости, я значит, виноват,

Что так и не внушил доверья.

Моя последняя потеря.

Дожить осталось наугад.

1998

* * *

Дай Бог иметь вам это и не знать,

Что это счастье

То, что повседневно

С рождения дано нам повторять:

Ходить,

жевать,

зевать,

дышать,

лежать

И говорить понятно и напевно.

Пока обыкновенно все для вас,

Что Бог дает, — еще не пробил час.

1998

* * *

Теряется в туманной дали

Тропа и цель, и смысл пути,

Но и обратный путь едва ли

Теперь понять или найти.

И перлами ложатся капли

Из плотной серой пелены,

Мы, знаем, что в чужом спектакле,

Обманом явным пленены.

Зато не надо покоряться

Или безумно побеждать

И от сердечных провокаций

Несуществующего ждать.

1994

Зима

I

Закрыто все: и дверь и фортки,

Забиты ставни до весны,

Но сквозняки, надев ботфорты,

Забыли отдыхи и сны.

Они колышут занавески,

Меж рам на вату сыплют грязь,

И от порога дует зверски:

Терпи — хоть лопни — не вылазь!!

Топи напрасно, как в блокаду,

Дыши угаром и золой,

С конвоем белым нету сладу

И с завывающей хулой.

Уже занесены на четверть

Оконца. Вросшие в сугроб,

И, кажется. Готовят черти,

К посту неспешно белый гроб.

И это белое всесилье

Не поменять, не одолеть,

Сюда такую боль вместили,

Что лишь дойти и околеть.

И от нее снега не тают

И обдирают наждаком.

Стоит Уржумка обжитая

Уральским полным сундуком.

Тут обретают доходяги

Свободу вечного тепла,

Тропа, как древко, и, как флаги,

На белом черные тела.

II

Без забора завод, без собаки,

Круглосуточный грохот стволов,

Полигон. И желтеют бараки

Поутру без звериных следов.

Нет различия жизни и смерти,

Нет понятия «тишины»,

И сбивается узкоколейка:

Сколько верст до весны и войны.

Ни родных, ни вестей, ни конвоя,

Снег идет, снег идет. Снег идет.

Все: и мертвое и живое

Тут сохранно без лишних хлопот.

III

Воочью плакала икона,

Слеза по темпере текла.

Поземка сквозь проем оконный

Рисунком белым без стекла.

Сместилось время оголтело

Не соглашаясь, что мертва,

Она уже была без тела,

Но поднималась изо рва.

В тщете усилья векового

Однажды вздыбить груду тел

Таилось праведное слово,

Безгрешный лоб ее потел.

И как рубаха лесоруба,

Темнел пропитанный наряд,

А трещины тянулись грубо