Унисоны - [7]

В излом бесстыдно, наугад.

И разрывали дерзко тело,

Но боли вопреки опять

Не жизнь она вернуть хотела

Предначертанье — утешать.

IV

Летит, летит желанный снег,

В него ныряем с обожаньем,

Не помышляя о весне,

Морозным кутаясь дыханьем.

И в шаге каждом различить

Предсмертные снежинок скрипы

Нам важно очень, чтобы жить,

А он блаженно сыплет, сыплет.

С небес спустилось божество,

Открыто радость засверкала,

Как не хватало нам его,

Как много надо нам и мало.

От долгой чехарды богов

Мы все язычниками стали,

Тупых апостолов с боков

Держали им на пьедестале.

Икона павшая — беда.

Вчерашний бог плевал нам в лица,

И в нас пропало навсегда

Желанье хоть кому молиться.

И грех какой теперь в зачет?

Снежок на все ложится ровный.

И вмерзший пароход течет

С рекой и воет по-коровьи.

И вновь в себя погружены,

Стоически неодлимы

Кристаллы хрупкой белизны,

Чтоб выстоять на них могли мы.

Летит, летит желанный снег,

А сколько дней зима продлиться!?.

Не помышляя о весне,

С мороза расцветают лица.

V

Последний лист упал с рябины

Роман об осени дописан.

Мы, погрустив, его осилим,

Зазимовав, его осмыслим.

В Замоскворецких переулках,

Где снег еще бывает белым,

Опять отыщется в разлуках

Несоответствие пробелам!

Опять ветвей переплетенье

Мне будет в сумерках казаться

Волос твоих на окнах тенью,

Куда сквозь вечер не пробраться.

И неожиданно заставит,

Почистив перышки, синица,

Где пир, посвистывая, справит,

Упавшей грозди поклониться!..

1998

* * *

Так ясно видишь,

Что найдешь плоды

За тем ручьем,

На том краю оврага,

Но это все напрасные труды,

Гордыня,

А не вера и отвага.

А что взамен смиренье принесет:

Лишь пустоту и горечь сожаленья,

И если сам родить ты можешь плод,

Тяжелые сомнения забвенья.

Так, век метаться, не остановясь,

В одном томиться, о другом скучая,

И дней твоих таинственная вязь

Кого-то, может, удивит случайно.

Восстаний всех плачевная судьба,

Не радует, к смирению толкает,

Но злая ограниченность раба

Бацилл непослушания питает.

И кажется: тебе иная стать,

Судьба над всем подняться призывает,

Но каждый может лишь собою стать,

А вот каким — один всевышний знает.

1997

* * *

Все в среднем выйдет, как обычно,

Количество не предает.

Судьба ведет себя цинично,

Спрямляя каждый поворот.

И проводя одну прямую,

Зигзаги все перечеркнешь,

Напрасно звал судьбу иную

И не ценил свою ни в грош.

А вот музейные порядки.

И в восхищении глядишь

На неумелые тетрадки,

Что век назад писал малыш.

На непривычные костюмы,

Обрезы золотые книг,

И воскрешаешь чьи-то думы,

И рад, что частью в них проник.

Нет новизны — до удивленья

Все то же, хоть уклад другой,

Проказы, игры, вожделенья,

За что герой, за что изгой…

Так что же изменилось в мире?

Так что беречь и ревновать?

Что толку взгляд открыть пошире,

Все в среднем надо понимать.

1995

* * *

Не требует огласки дело,

Верней — коль тайно знаменит,

Так в шерсть укутанное тело

Тепло надежнее хранит.

С судьбой сожительствуй, как хочешь,

Люби, обманывай. Греши,

Но что велит. Хоть между прочим,

А непременно соверши.

И не разменивай напрасно

Страданья — бережно храни,

Чтоб самому вдруг стало ясно,

Что лишь тебе нужны они.

И заряжайся не успехом,

Не похвалами и рублем,

Поскольку это все — потеха

И скоро прорастет быльем.

Верь лишь единому на свете

И только для него твори,

Всего нужнее быть в ответе

Пред богом, что в тебе, внутри.

А остальное, как ни жалко,

Яснее все с теченьем лет,

Напрасно на пути лежало

И просто суета сует!

1995

* * *

Впускает лес, не оглядев, меня,

Не учинив оценки и допроса,

Он мне еще не друг и не родня,

Но на меня он не посмотрит косо.

Откроет мне, по крайней мере, дверь

А может быть, откроется с годами,

И ближе мне любой мелькнувший зверь,

И пенье птичье искренне, как в храме.

Я с наслажденьем подчиняюсь вновь

Врожденным, а не писанным законам,

Тут шкуры зверя — маска и покров,

А сердце остается обнаженным.

1995

* * *

Носите маску до конца,

Достоинства души не тратя,

Постыдно предъявлять к оплате

Черты любимого лица.

И никогда из-за кулис

Любви на свет не выводите,

Не перепутайте в обиде,

Чему однажды поклялись.

В моменты радости и зла

Отбросьте ложное движенье,

Чтоб в ненависть, как в продолженье,

Любовь, страшась, не уползла.

Свой суд суровее других,

Зато ценнее и награда,

Когда признания не надо,

Ни фраз, ни вымпелов пустых!

А что попрало тайно тлен:

Строка, улыбка, запах, слово

Все будет снова вас и снова

Бессрочно поднимать с колен.

1995

* * *

Вот и речка ушла в глубину,

ничего никому не сказала…

так и я ничего не верну

ни осенних дождей, ни вокзала.

Мостик старый висит над песком.

В порах свай муравьи поселились.

Я не вспомню теперь ни о ком,

с кем дружили и тайно молились.

Что с потерянным прошлым роднит,

Отчего оно каждому — гений?

Не скудеющий вечный родник

Обретений, а не повторений…

1997

* * *

Моя услада и спасенье

свет ранний на стволе сосны.

Вхожу желанным гостем в сени,

где для чего-то мы нужны.

Теперь бы только в тень не сбиться,

на ствол ладони положить,

и не приснится — прояснится,

как век — не то что день — прожить!

1997

* * *

Когда я был маленьким,

Меня спас от болезни

Русский,

В дом пустил зимовать

Украинец,

Всем счастливое детство дарил

Лицо кавказской национальности.

Когда я стал мальчиком,

Меня писать учила

Мордовка,

Фотографировать

Немец,

А играть на трубе

Испанец.

Когда я блуждал пареньком,