Уникальный экземпляр: Истории о том о сём - [49]
— Ракель Глиб? Родителям бы понравилось.
Боба соединили с его другом, Марком.
— Марки, Маркалот, это Боб Рой. Знаю, знаю! Да ладно! После того как она смылась из города на том лайнере — нет, ни разу… Неплохие деньги! Слушай, у меня к тебе просьба. Можешь проверить базу сценических имен? Нет, как раз на предмет незанятых. Фамилия — Гуд. Имя — Оноре. — Боб произнес имя по слогам. — Если по-французски, то с надстрочным значком, с аксаном или как там его. Конечно подожду.
— Ну не знаю, Бобби. — Сью снова и снова прокручивала это имя в голове.
— Можешь принять окончательное решение, когда вступишь в профсоюз, помахав своим первым контрактом и квитанцией об уплате налога. Тогда назовись хоть Сью Глиб, хоть Женщиной-Кошкой Зелковитц. Но должен предупредить…
На другом конце линии кто-то взял трубку, но это был не друг Боба.
— Да, у меня разговор с Марком. Спасибо. — Он снова повернулся к Сью. — Я заходил на тот последний прогон мюзикла «Бригадун». И на сцене увидел девушку, которая играла Фиону; ее ожидало большое будущее.
Сью улыбнулась и покраснела. Фиону играла она. Ей до безумия хотелось получить ту роль — первую после миманса. Фиона вывела ее к остальным ролям в Открытом театре, подтолкнула к поездке в Нью-Йорк и обеспечила помывку в кухонной ванне Боба Роя.
— Я просто влюбился в ту девушку, — продолжал Боб. — Влюбился в ту актрису. Это была вовсе не желчная примадонна, раздосадованная тем, что в Нью-Йорке она пришлась не ко двору. И не размалеванная старлетка из Открытого театра, где грим вкупе с расстоянием между залом и сценой скрывал, что ей давно за сорок. Но и овцой она не была. Нет, та Фиона была агнцем, аризонской девчушкой, которая держала в напряжении зал, как Бэрримор, пела, как Джули Эндрюс, и могла похвалиться грудью, сводившей с ума весь мужской состав. Если бы в ту пору ты представилась мне как Оноре Гуд, я бы сказал: «Кто бы сомневался!» Но нет, ты была Сью Глиб. Я еще подумал: «Сью Глиб? Нет, не прокатит».
Внутри у Сью Глиб разлилось тепло. Бобби Рой был самым большим ее поклонником, она его любила. И даже согласилась бы с ним переспать, будь он на пятнадцать лет моложе, на столько же килограммов легче и на сто восемьдесят градусов другой ориентации. Хотя, возможно, она бы и так согласилась, прямо сейчас.
К телефону вернулся Марк.
— Это точно? — спросил Боб. — Именно в таком написании? Понял тебя. Спасибо, Марко. Непременно. В четверг? Договорились. Пока!
Он повесил трубку, побарабанил по ней пальцами и произнес:
— Время важных решений, синичка.
Сью откинулась назад в своем мягком кресле. Дождь прекратился. В махровом халате она обсохла и благоухала сиреневым мылом. Из громоздкого приемника лилась тихая инструментальная версия какой-то поп-песни, а Нью-Йорк впервые казался самым подходящим городом для Сью Глиб…
Оноре Гуд (мисс Уэнтворт) — О. Гуд прошла курс актерского мастерства в Аризонском Открытом театре музыкальной комедии. В прошлом году номинировалась на внебродвейскую премию «OBIE» за роль Кейт Брансуик в спектакле «Блюз тихой заводи» (постановка Джо Раньяна). Нынешней номинацией отмечен ее дебют на Бродвее. Актриса благодарит своих родителей за постоянную поддержку, а также Роберта Роя-мл., который столь многое сделал возможным.
Особенные выходные
Дело было ранней весной 1970 года. Кенни Стэлл получил разрешение не ходить в школу, потому что у него близился день рождения, и еще потому, что в свои без полутора недель десять лет он по-прежнему считался малышом. Ровно в двенадцать дня за ним должна была приехать мама, чтобы забрать его к себе на особенные выходные, так что к завтраку он вышел в домашней одежде. Старшие брат и сестра, Керк и Карен, сидели за столом в форме учеников католической школы Святого Филиппа Нери, переживая из-за такой несправедливости. Им тоже хотелось уехать с мамой из этого дома и вернуться в Сакраменто или просто поселиться в любом месте, где не окажется других детей, а у них самих отпадет надобность лавировать между тяжелым сумрачным отцовским нравом и неизменно лучезарной суетливостью его второй жены.
У Кенни было три сводные сестры, семнадцати, пятнадцати и четырнадцати лет, и сводный брат, на два года его старше. Их ничуть не волновало, заслужена или нет эта именинная привилегия. Они безвылазно жили в городке Айрон-Бенд, ходили в местную школу, где формы не требовалось, и не считали, что предстоящие выходные обещают быть интересными, памятными или хоть чем-то особенными.
Семья жила в небольшом окраинном доме на Вебстер-роуд, ближе к Молинасу, чем к Айрон-Бенду, окружному центру, где отец работал шеф-поваром в ресторане «Голубой эвкалипт». Шаровидные, или голубые, эвкалипты тянулись по обеим сторонам Вебстер-роуд на протяжении почти всего пути между двумя городами, засыпая проезжую часть и обочины листвой и ребристыми стручками. Несколько десятилетий назад этот неряшливый импорт из Австралии высадили в качестве лесозащитной полосы для миндальных плантаций, а заодно, по незнанию, и в качестве сырья для производства железнодорожных шпал. В ту пору производство шпал давало хорошую прибыль, если, конечно, изготавливали их из чего угодно, только не из эвкалипта. Целые состояния пошли прахом из-за скрюченных, облезлых, кривых деревьев; три из них росли перед домом Кенни, и бесконечный дождь древесного мусора пресекал любые попытки разбить сколько-нибудь приличный газон. Некое подобие лужайки зеленело только на заднем дворе, где время от времени дети из-под палки выкашивали пятачок бурьяна. Через дорогу раскинулись миндальные рощи. Миндаль некогда был основной статьей дохода, как, впрочем, и сейчас.
