Уничтожить Париж - [87]

— Генерал Мерсель, повторяю, я категорически запрещаю вам покидать Францию! Я отменяю приказы фельдмаршала Моделя, вам ясно? Можете не считаться с ними! Всю ответственность я беру на себя. Я немедленно свяжусь с главным штабом, сообщу о своем поступке. Но настаиваю, чтобы вы и ваши солдаты оставались здесь до моих дальнейших распоряжений!

— Мне очень жаль, — повторил Мерсель с тяжелым вздохом. — Если генерал Модель сам не отменит свой приказ, мы через два часа снимаемся с места.

— Вы, кажется, забыли, генерал, что командую здесь я, а не Модель! Вашу дивизию специально отправил ко мне сам рейхсфюрер! Если посмеете нарушить мои приказания, я отдам вас под трибунал, клянусь Богом!

Наступила тишина, прерываемая лишь прерывистым дыханием взбешенного фон Хольтица.

— Мерсель, вы слушаете?

— Так точно.

— Полагаю, я выразился ясно?

— Совершенно ясно.

— Если выведете своих людей из Парижа до моего разрешения, я отдам вас под трибунал за саботирование приказов самого фюрера! Ей-богу!

— Верю, — спокойно ответил Мерсель.

Пауза. Фон Хольтиц взял себя в руки и заговорил более рассудительно.

— Дело в том, что без ваших войск я не смогу продержаться и дня против этого треклятого Сопротивления. Его участники теперь убивают моих солдат средь бела дня! Даже застрелили одного штабного офицера! Уверяю вас, Мерсель, положение отчаянное.

— Понимаю, генерал. Но повторяю, что могу повиноваться только приказам генерала Моделя.

— Вас расстреляют за это, Мерсель! Я отправлю рапорт, не сомневайтесь! Самому генералу Гейтцу[163]!

— Поступайте, как сочтете нужным. А теперь, прошу прощения, я должен приниматься за организацию отправки.

Мерсель неторопливо положил трубку. Повернулся с задумчивым выражением лица к офицерам.

— Мы все-таки отправляемся? — спросил один из них.

— Конечно. — Мерсель улыбнулся. — Думаю, я сказал все необходимое. Теперь идите. Чем скорее мы выедем отсюда, тем лучше. И имейте в виду: не позволяйте никому — повторяю, никому — вставать у нас на пути!

Казармы напоминали потревоженный муравейник. Люди носились туда-сюда с обмундированием, оружием, документами. Одни машины отъезжали, другие останавливались. Разведроту отправили найти девять танков. Малыш и Порта скрылись в суете и нанесли неожиданный и совершенно нежелательный визит фельдфебелю.

— Что вам, черт возьми, нужно? — заорал тот, едва завидев их.

— Герр фельдфебель, — ответил Порта в полном соответствии с уставом, — обер-ефрейтор Порта и обер-ефрейтор Кройцфельд из пятой роты…

— Я знаю, кто вы, черт побери! Чего явились мешать мне? Не видите, что я по горло в делах?

— Мы пришли предложить свои услуги.

— Что за польза может быть от вас кому бы то ни было? — язвительно усмехнулся фельдфебель.

— Мы хотим помочь группе продовольственного снабжения.

— Господи Боже!

Брань фельдфебеля взлетала к потолку, отскакивала от стен, заполняла все помещение. Сигара, которую он курил, вскоре была изжевана в лохмотья.

— Черт возьми, я и близко не подпущу вас, шутов, к группе продовольственного снабжения!

— Если вы так считаете… — начал было оскорбленный до глубины души Порта.

— Да, я так считаю! И так счел бы любой, кроме полного идиота! Будь моя воля, я оставил бы вас в Париже и передал французам! Самые бестолковые, бесполезные…

Порта и Малыш с величавым достоинством покинули фельдфебеля. И отправились искать прибежища уязвленной гордости к приятелю Порты, санитару Людвигу, сидевшему в полном одиночестве в изоляционном отделении лазарета. Они стояли, тоскливо глядя в окно на то, как более удачливые солдаты грузят продовольствие в грузовик.

— Только посмотрите на это! — Малыш понизил голос до благоговейного шепота. — Ящики тушенки, бекона, шоколада…

— Кофе! — вожделенно произнес Людвиг.

— Коньяка! — взвизгнул Малыш.

— Взгляните на этого идиота. — Людвиг указал на потного солдата, шатавшегося под тяжестью ящика. — Как, по-вашему, что там у него?

— Не знаю, но твердо намерен выяснить! — Порта задумчиво почесал зад. — Что бы там ни было, можно не сомневаться, что это съедобно! А все съедобное имеет смысл упереть…

— Если схватят за кражей чего-то оттуда, это будет стоить тебе жизни, — серьезным тоном сказал Людвиг. — Только на прошлой неделе расстреляли двух артиллеристов за ящик табака.

— Я делаю дела так, — сказал Порта, — что пропажи не замечают. В том-то и беда кое с кем из нынешних солдат: не умеют сделать дело и не попасться. Когда я только вступил в армию, солдат не считался солдатом, если время от времени не тащил чего-то. Технику эту перенимаешь быстро. А теперь кое-кто из них настолько труслив, что может провести целый день один, запертый в продовольственном складе, и не стащить даже пары пачек сигарет.

— Есть разница, — возразил Людвиг, — между парой пачек сигарет и громадным ящиком, наполненным Бог весть чем.

— Хочешь посмотреть, как я это делаю? — вызывающе спросил Порта. — Хочешь, научу тебя нескольким трюкам?

Он достал из кармана гранату. Медленно вышел во двор, праздно постоял, дожидаясь возможности, и незаметно юркнул за большую стопу ящиков. В дальней стороне двора стояли бочки с бензином, дожидаясь погрузки. Они представляли собой прекрасную цель для гранаты и с грохотом взорвались сплошной стеной пламени; солдаты из погрузочной команды бросились во все стороны для спасения жизни. Порта перевалился через высокий борт грузовика и стал подавать ящики Людвигу и Малышу; те, забыв от жадности о страхе, бросились помогать ему. Они успели спрятать в лазарете пять ящиков до того, как во дворе стало слишком жарко в буквальном смысле слова. Они заперлись со своей добычей и смотрели из окна на пляшущее пламя и густой черный дым.