Унция или Драгоценное Ничто - [52]

В заключение, робкое соло арфы выразило надежду на новую жизнь, и в пещере надолго воцарилась трагическая тишина.

– Послушай, – Магнета придвинулся к камню. – Но мы же с тобой где-то есть, мы же как-то существуем…

Из-за камня по-прежнему не было слышно ни звука.

– Ну, так удери к новому папе, – продолжил он шёпотом. – Хотя, в отличие от меня, тебе радоваться надо, а не плакать. Ведь ты исчезла, считай, ещё в мыслях, ничего плохого натворить не успела! А у меня – совсем другое дело…

Флейта выразила сдержанное любопытство.

– О, я оказался в этих катакомбах не случайно! – Магнета опустил голову. – Мне отсюда бежать некуда…

Протяжной струной посочувствовала скрипка.

– Чёрт, – гном хлопнул себя по затылку, – если бы можно было всё вернуть! Я ведь тоже знал одну музыку. Не такую, как ты, а гораздо более счастливую. Она и других делала счастливой. А мой братец… – он горько вздохнул и умолк.

Выдержав паузу, флейта повторила вопрос. Её интерес поддержали фагот и кларнет.

– Нет, мне больно вспоминать об этом, – Магнета говорил так тихо, что храп Рафаки заглушал его слова.

Из-за камня ободряюще пропела труба.

– Хотя какой он мне брат? – гном рассуждал вслух. – То, что нас съела одна тьма, ещё ничего не значит. В общем, я, как и ты, брошен и одинок в этом мире!

Из угла, пиано-пиано, пробежало восходящее мажорное арпеджио.

– Что, разве не так? – Магнета прислушался.

Арпеджио повторилось веселее.

– Ты хочешь сказать, что у меня есть подруга? – голос гнома уже не был таким подавленным.

Пассаж прозвучал ещё живее.

– Что, даже сестра? – он с надеждой поднял голову.

Утвердительно гукнул рожок.

– А какая?

Пиццикато сыграли скрипки.

– Младшая? – Магнета вытянул шею.

Мелодию повторили альты.

– Средняя?

К альтам присоединились виолончели.

– Ещё старше?

Гулко прозвучало пиццикато басовой виолы да гамба.

– Самая старшая?

Одновременно прозвучали и струнные и духовые.

– Вот этого я не понял, – Магнета помахал повязкой. – Так звучит уже не сестра, а бабушка!

Под сурдинку, негромко, рассмеялась труба, за ней фагот, следом кларнет, а за ними и сам гном. Их смех потревожил братца Рафаку, который беспокойно завозился во сне.

– Ни спра-а-а-а… – простонал он, собираясь снова захрапеть, но тут своды пещеры содрогнулись от оглушительного, страшного стона.

Сюита притаилась за камнем, а Магнета опрометью кинулся к своей подстилке, вытянулся на ней и замер. Голос не просто стонал, он что-то приказывал. Но эхо в подземелье было таким, что толком ничего не разберёшь. Лишь когда стены вошли в резонанс, стало ясно, что узникам катакомб велят построиться в колонну по двое и звучать в тон со страшным голосом.

Магнета и Рафака поспешили в общий тоннель, где присоединились к остальным гномам. За ними, самостоятельно оторвавшись от земли, последовал золотой прут, над которым бедолаги трудились всё это время. Поблёскивая, он поплыл над их головами, и к его настороженному дребезжанию присоединялись пруты из других пещер.

Разрастаясь в размере, кривой золотой стержень перегнал колонну и лёг на огромную телегу, в которую все тут же впряглись. Поддерживая шаг, строй стал маршировать по лабиринту, петлявшему туда-сюда, вверх и вниз. Шли гномы долго, внимая грозному «ать-два, левой!», пока впереди, за их спинами, не забрезжил далёкий свет.

Ногус читал телеграмму, присланную Мединой с Родного острова. Главная опекунша требовала его ускорить приезд, ссылаясь на волнения в народе. Она также сообщала, что груз благополучно прибыл в порт. Маг стал вспоминать, о каком грузе идёт речь, когда в кабинете возник растрёпанный, совершенно пунцовый профессор.

– О, мой попечитель! – воскликнул Пуп с торжественным надрывом, словно открывал грандиозную церемонию. – Да что там, мой… Попечитель всего человечества! – его глаза, огромные под линзами очков, сверкали, ладони то складывались на груди, то разлетались в стороны. – Сколько людей будут повторять ваше имя, сколько поколений будут благодарить и боготворить, ведь это, наконец, свершилось!

Озадаченный тирадой учёного и его странной позой, Иеронимус отложил телеграмму.

– Вы добыли амальгаму? – он поднялся из-за стола.

– Нет, но то, что я хочу сообщить, куда важнее!

– Важнее? – щека мага дёрнулась.

– О, вы не поверите, дорогой друг! – Пуп снял и снова надел очки, его руки бродили перед лицом, в глазах стояли слёзы. – Столько лет, столько сомнений! Да что там приборы, изобретения… так, жалкие железки! Главное, что Она есть! Она существует!

– Да в чём дело? – потерял терпение Ногус. – Объяснитесь, наконец!

– Нам это удалось, – профессор всхлипнул и сел на корточки. – Мы теперь знаем, чьи это лучи!

– Лучи? – маг наклонился. – Вы нашли сияющее крыло?!

– Да, да! – Пуп растроганно глядел на собеседника, очевидно, тоже тронутого новостью. – Нашёл… нашли, Боже!

– И чьё же оно?

– Властительницы любви и света, радетельницы счастливой повадки! – Якоб захлёбывался горячими словами. – Все надежды, все мечты, вся радость мира – в ней, в её венценосном сиянии, в её животворящем звучании!

Иеронимус поднатужился, заставляя профессора подняться, высвободил лацкан сюртука из его сильных пальцев.