Уместны были бы привидения... - [14]

Шрифт
Интервал

Мари подняла глаза, чуть заметно улыбаясь:

– С добрым утром, сэр.

– Доброе утро, Мари, – сказал я, садясь за стол.

Она тут же налила мне кофе, и я, отхлебнув чуть-чуть, по привычке положил руку справа от стола, туда, где обычно лежит утренняя «The Wall Street Journal», и поежился оттого, что она действительно была там же, где и всегда.

Без особого энтузиазма я раскрыл газету и пробежал глазами заголовки: нефть, котировки валют, акции крупнейших компаний… Вдруг я почувствовал страшную ненависть к этой газете. Она показалась мне чем-то инородным в этом утреннем замке, точно так же просыпавшемся от утреннего солнца еще тогда, когда не существовало самого понятия «акция». Мне казалось, что газета вместе с нефтью и котировками валют покушается на мой отдых, на мое спокойствие, на самого меня. Даже здесь, за тысячи миль от дома и работы, мне все равно подсовывают эту белиберду…

Резко сложив газету, я чуть было не бросил ее в камин, но, усмехнувшись про себя, аккуратно положил на место: «Спокойно. Все хорошо, я отдыхаю. Начинается отличный день».

Сделав глоток обжигающего крепкого кофе, я посмотрел на Мари. Было в этой женщине не то чтобы что-то странное, просто она не очень походила на прислугу. В ней не было ни малейшего «благоговейного трепета перед высокими гостями». Сейчас она больше напоминала красивую, грациозную пантеру – ни одного лишнего, неровного движения. Все непринужденно и спокойно… Наверное, этим и славится прислуга в старинных замках. Только когда ты вот так, как она, спокоен и сосредоточен на своем деле, ты не мешаешь своим присутствием. Ведь любая нервозность ощущается моментально…

Я допил кофе, попросил еще, и, откинувшись на спинку стула, стал смотреть в окно. Солнце, набравшись, наконец, сил, заглянуло в высокое окно столовой, прошив тонкой золотой нитью огромный старинный зал, и на белоснежной накрахмаленной скатерти появилась узкая, яркая полоска, которая то тускнела и исчезала, то вспыхивала с новой силой.

Как романтично, однако, мы начинаем мыслить в таком антураже! Не дай бог начать еще и вслух выражаться так же...

Я потянулся, отпил еще кофе.

Интересно, а Джефф ночевал сегодня один или его согревала одна из этих прелестниц? Нет, конечно, один. Сколько я его уже знаю… десять лет? Он никогда не разменивался по мелочам. Смешно – в компании он слывет бесчувственным тираном, а на самом деле, и это знаю только я один, наш задумчивый Джефф – последний романтик Америки. Неудивительно, что ему так понравилась эта француженка. Понравилась – это мало сказать, такого огня в его глазах я не видел со времен университета…

Я задумчиво посмотрел на Мари, которая заканчивала приготовления к завтраку. Да, в ней что-то есть, какая-то глубина, достоинство и – загадка… м-да… наверное это идеальный тип женщины для Джеффа.

В зал спустилась Пэм.

– Доброе утро! – сказала она.

– Тонко подмечено, Пэм!

Она задумалась. Сбой матрицы. Это хорошо – в этом состоянии она хотя бы не сможет со мной заигрывать – простите, юная леди, но лучше даже не пытаться.

– Какие у нас на сегодня планы? – все же спросила она с осторожностью.

– Мы отправляемся на охоту. Будем охотиться, как короли. А вы наслаждаетесь свободой. Дамы на охоту не допускаются.

– Вы будете убивать бедных зверушек?

– Вряд ли. Просто прокатимся на лошадях по лесу.

– Привет! – бодро сказал Крис, входя в столовую.

Он был явно, по понятным причинам, не выспавшийся, но лицо было счастливое и довольное, хотя несколько помятое. Я с трудом сдержал улыбку.

– Как спалось, Крис?

– Не спалось, шеф. Но прекрасно!

– По тебе видно.

Крис воспринял это как комплимент, буркнул что-то удовлетворенно и стал пить кофе, а к столу стали собираться все остальные.

Сначала спустился Джефф, еще более задумчивый, чем обычно, чересчур сильно, как мне показалось, старающийся не смотреть в сторону Мари. Выглядел он сегодня не очень-то хорошо… А потом почти одновременно появились Мэй и Пэт, на ходу обсуждая что-то «очень важное». Они щебетали как молодые канарейки перед кормежкой, одновременно, перекрикивая друг друга. Первой за стол уселась Мэй, и даже не успев поздороваться, начала сбивчиво говорить:

– Здесь есть привидение! Есть! Все правда! Я его вчера видела! Видела! – она выпалила эти слова за полторы секунды, и от наплыва чувств у нее даже перехватило дыхание.

Крис, с трудом сдерживая улыбку, спросил с максимально серьезной интонацией:

– И что ты видела, Мэй?

– Вчера… уф… – Мэй выдохнула, взяла себя в руки, – сначала мне показалось, что кто-то шепчет мне, шепчет, понимаете? Пэт слышала, как кто-то сопит под дверью…

Пэт чуть слышно хмыкнула, но Мэй, не заметив этого, продолжала:

– Потом раздалось странное пение. Грустное такое… А потом – шаги за окном, ну, знаете, как будто гравий шуршит под чьими-то ногами. Я встала, подошла к окну, там… там оно!

– Ой! Что же там, Мэй? – с деланным испугом спросил Крис, схватившись за сердце.

– Привидение! Там – привидение! Все в черном, идет медленно, раскачивается из стороны в сторону, как будто… – она посмотрела на нас всех испуганными глазами, – как будто ищет что-то или кого-то… А еще у него глаза светились!


Еще от автора Алекс Форэн
+ тот, кто считает

Дважды два – четыре плюс тот, кто считает...


Танго с манекеном

Путешествие начинается там и тогда, где и когда вы начинаете путешествовать...


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.