Улюха - [4]

— Браво! — хохоча и хлопая себя по коленкам и ляжкам, словно выбивал из охотничьих штанов пыль, выкрикивал де Труа.

— Браво! — смачно хлопал в толстые ладоши архистратиг, и толстые щеки его колыхались в такт вырывающемуся из глубин груди смеху.

— Браво! — потешаясь, стучал медным ковшиком по подоконнику летней кухни краснолицый повар.

— Погодите… а где же… у вашего… ножичка… музыка? — на мгновение перестал заливаться и с трудом проговорил король, демонстрируя свой образец для подражания, так и оставшийся неподраженным.

— Музыка вот, — красный, как медный ковшик повара, Улюха перевернул свою «штукуёвину» и показал ступенькообразные зазубрины на другой ее стороне. — Берете любую палку… или ложку… деревянную… и возите по ним. Или стучите. И тогда звук как этот получается… килофон…

Слова его были встречены новым приступом чистосердечного гельвитанского ржания.

Царь Василий, багровый, кусающий губы, кинул пылающий стыдом и обидой взгляд на Граненыча, потом на сжавшегося Кулебякина, обещая им отдельный предметный разговор позже вечером и, выдавив из себя деревянную с зазубринами улыбку, промолвил:

— Жалую тебе, Никита, за наше с его гельвитанским величеством развлечение серебряный рубль. А теперь ступай. На кухню. Там тебя твой… поклонник… покормит.

— А с меня — десять золотых гельвихов! — улыбаясь от уха до уха, радостно поддержал высокого гостя Ан. — Я так не смеялся с тех пор, как пьяный тесть на нашей с королевой свадьбе вместо пряника съел кусок мыла!

— А уж ее величество-то как, наверное, смеялась… — степенно покачал головой Митроха. — Особенно когда узнала, кто ему это мыло подложил…

— А… ты откуда знаешь? — краска уже не веселья — конфуза залила щеки короля.

— Что знаю? — захлопал редкими короткими ресницами князь. — Я ничего не знаю, ваше величество. Я только догадываюсь.

— А-а… — то ли с облегчением, то ли с новой настороженностью протянул Ан, вопросительно глянул на Василия, потом снова на Митрофана, и для ясности предпочел забыть о старом инциденте, едва не стоившего веселому парню его брака, трона и половины королевства.

— Ну, что ж, господа лукоморцы, — похохатывая в густые усы, протянул руку генерал Артикул, — прошу в домик, освежимся, пропустим по стаканчику-другому старого гельвитанского, пока старик Бергамо готовит нам уток.

— И пока я придумываю желание, которое проспорил нам наш добрый Василий, — подмигнув, добавил де Труа.

— Ну, с желанием-то, наверное, всегда просто, — мужественно запихнув неудачу поглубже и подальше, улыбнулся уже более искренне Василий Двенадцатый королю.

— Я полагаю, полцарства в бессрочную аренду ты мне не дашь? — невинно захлопал глазками король.

— Только навынос, — решительно проговорил Граненыч.

Правители и их советники рассмеялись, постукивая друг друга игриво кулаками по плечам и спинам, и дружной гурьбой направились в дом.

— Э-эй… ваше величество… А как же… вот… это?.. — недоуменно и жалобно воззрился на удаляющуюся спину царя позабытый Улюха, протягивая на дрогнувших отчаянно руках свое творение.

— Вот это… что… кстати? — прикусывая и глотая добрые тихие слова в адрес так опозорившей их перед державами платиновой головы лукоморского обоза, оглянулся и ворчливо поинтересовался Граненыч.

— Лукоморский армейский нож! — мужичок пылко указал рыжеватой бороденкой на мирно покоящееся у него на руках и притворяющееся безобидным бревно.

Дальнейшие его слова — если таковые и были — бесследно потонули во взрыве истерического ржания хозяев.

Повар выронил на траву ковш и сполз под подоконник. Де Труа в последнем отчаянном жесте дипломатической доброй воли спрятал лицо в ладонях. Артикул закрыл слезящиеся глаза пухлыми кулаками…

Никита, наконец-то, заподозрив, что сказал или сделал что-то не то, растерянно опустил руки, и лукоморское армейское сверхоружие с глухим стуком ткнулось одним концом в землю.

— Ваше величество… Вы простите меня… коль не так чего… — вытянулось жалостно лицо мужика. — Мы ж люди простые, не ученые…

— Не ученые — так учитесь, пока умные люди дают, гаврики, — сердито буркнул Граненыч и повернулся идти в дом, где на пороге уж заждались их гостеприимные хозяева.

— Так я же хотел…

— А-а, ладно, иди уже… обедай… — бросил сердиться и махнул рукой царь. — Что сделано — то сделано. Но если Ан загадает, чтоб я с крыши прокукарекал, я туда лезть тебя заставлю, понял?

— Понял… Как не понять, ваше величество… — с видом побитой собаки ссутулился и глянул исподлобья Улюха, упрямо не принимая ни шутливого тона, ни прощения. — Я ж понимаю… что перед державами… Но ведь я же хотел…

Верхняя ступенька крыльца скрипнула под ногами, лукоморцы повернулись, готовые отшучиваться или пить штрафную — в зависимости от вектора обстановки в гельвитанском дипломатическом театре — и замерли.

В дверях, бледный как снег, с поднятыми за голову руками, показался король, за ним — потерянный, испуганный генерал Артикул…

За их спинами в украшенной комнате Рассказов королевского охотничьего домика маячили четверо плечистых незнакомцев в зеленых куртках, черных масках и с арбалетами в руках.

— Кто это?.. — начал было ошеломленный Василий, как из-за угла дома выступили еще четверо точно таких же, только с мечами наголо.