Размеренный гул голосов и стук кружек погружал придорожный трактир на выезде из столицы Вондерланда в безмятежную, чуть сонную атмосферу. За окнами и в трубах уныло завывал февральский ветер, горьковатый дымок камина смешивался с буйством незатейливых, но всепроникающих кухонных ароматов, и посетителям «Старого Пса» иногда начинало казаться, что не было во всём Мюхенвальде местечка уютнее и спокойнее, даже если бы перевернулся Белый Свет.
Замысловато переплетаясь, то затихая, то разгораясь с новой силой, текли разговоры завсегдатаев и случайных посетителей, забредших студеным зимним вечером на огонек. Но за ближним ко входу столом не слышно было ни хмельного многоголосья, ни бряканья игральных костей, ни веселых ругательств, заменяющих непритязательной публике и доброе слово, и комплимент, и признание в любви. 'Избранные' — друзья трактирщика, собирающиеся этой компанией уже несколько лет подряд — дружно притихли, с разинутыми ртами вслушиваясь в уверенный голос мастера Вараса, хозяина заведения и самого информированного и авторитетного человека во всей округе:
— …а я вам говорю, что принцесса не заболела падучей, не пыталась отравиться, не уехала с теткой на воды и не сбежала, а ушла в монастырь, чтобы не выходить за герцога. Ну и что, что прямо с помолвки? — важно вещал он, оперевшись локтями на усеянный крошками стол. — И при чем тут лотранский принц? Какая у них любовь? Она в Лотрании сроду не была, и он у нас тоже! Еще бы лукоморского царевича приплели трепачи, или отряжского конунга! Это ж надо додуматься — «примчался на летучем корабле, подхватил с подоконника — и поминай как звали!..»
Трактирщик выразительно постучал костяшками пальцев по лбу, потом по столу, но, придя к выводу, что краткая пантомима его не передала всей силы чувств, помотал сокрушено головой и добавил с сердцем:
— Брехуны безмозглые, прости меня Памфамир-Памфалон… Аж сказать противно. Лишь бы языком мести некоторым, вместо того, чтобы мозгами подумать… Терпеть не могу болтунов… менестрелей всяких, романистов, поэтов…
— Историков, — услужливо подсказал мастеровой в синей куртке.
Хозяин нетерпеливо отмахнулся, то ли отрицая, то ли соглашаясь с причастием историков к праздному метению языками, и сурово продолжил:
— Такие для красного словца не то, что отца — самих себя не пожалеют! Как будто в жизни и без того головоломок мало… Из всех объяснений нужно выбирать самое скучное — моё золотое правило! Срабатывает в ста случаях из девяноста девяти. У нас жизнь реальная. На земле ногами стоять надо, а не в облаках витать.
Мастер Варас заговорщицки оглянулся, понизил голос так, что его почти не стало слышно за ровным гулом трактира, и тихо продолжил:
— Я вот сегодня от надежного человека слышал… он во дворце служит… да не абы кем… что король накануне помолвки поставил дочери условие: или за Айса идешь, или в постриг. Думал, выберет девка то, что надо. Она и выбрала. Что ей надо. Женишок-то еще тот, сами знаете… Будь я на ее месте, я бы…
Впрочем, как поступил бы трактирщик, предложи ему герцог Айс руку и сердце, аудитории так и осталось неведомо, потому что дверь внезапно и с грохотом распахнулась.
— Ты… кто? — посетители и прислуга подавились кто куском, кто глотком и вытаращили глаза на возникшее в дверном проеме явление: мокрое, бледное, дрожащее, со спутанными волосами, заросшее грязной щетиной, без плаща, шапки и сапог.
— В-вурдылак? — нервно предположила из-за стойки официантка, некстати вспомнив о близости погоста.
— М-м-мими… м-мини… СИНГЕР! — хулиганствующий ветер наподдал двери, и та смачно хлопнула пришельца по спине, выбивая застрявшие за перемерзшими губами слова и вталкивая его в трактир.
Приземлился гость как по заказу на единственное незанятое место — рядом с хозяином.
— Минисингер он… — иронично прищурился мастер Варас, брезгливо отодвигаясь от продрогшей грязной фигуры. — А инструмент где? Плащ? Сапоги? Врешь ведь?
Гость не ответил. Вместо этого он вытянулся в струнку, зашевелил ноздрями, втягивая витающие ароматы жилья и тепла, и неожиданно расчетливо глянул на пытливого ресторатора.
— Покормишь, напоишь — расскажу.
— Гретхен, рагу, хлеба и эля сюда! — властно махнул пухлой рукой трактирщик.
— С-спасибо, — кивнул проворно подлетевшей девушке визитер, схватился за кружку обеими руками, осушил в несколько глотков до дна и принялся жадно уписывать наваленные на блюде овощи, одновременно подгребая поближе широкие ломти каравая — свои и соседа напротив. — Сейчас всё съем… и расскажу… сейчас… сейчас…
— Но учти: соврешь — будешь еду отрабатывать, посуду мыть! — пригрозил хозяин.
Минисингер резко кивнул — то ли проглатывая особо большой кус, то ли с энтузиазмом соглашаясь.
Через несколько минут горка хлеба перед ним исчезла, тарелка очистилась, пиво испарилось, и гость, сыто икнув, вальяжно откинулся на спинку скамьи, скрестил руки на животе, и принялся за обещанное повествование.
— Зовут меня Гарри Златоуст. Я — бродячий менестрель, и прозванье мое известно каждому, кто имеет уши. В том числе и королю вашего Вондерланда. Он-то и пригласил меня участвовать в конкурсе бардов в честь помолвки его дочери Валькирии и герцога Айса.
