Улюха - [2]

— А почему за три именно? — заморгал, спохватившись, Граненыч.

— Так ведь через четыре вы уж уезжать, вроде, с утра пораньше планировали? — недоуменно наморщил лоб де Труа.

— А, ну да! — спохватился Василий.

— А через три у нас прощальная охота по протоколу, вот в обед в охотничьем шале пусть этот ваш… кхе-кхе… Улюха… свое умение и покажет!

— А по рукам!

— А по рукам!

— Граненыч, разбивай! — энергично махнул свободной дланью как лопатой лукоморский царь.

— Архистратиг Артикул! Свидетелем будешь! — пристукнул изящным кулачком по столу король.

— Э-э-эх, где наша не пропадала!.. — весело ухнул главком всея лукоморской обороны и, крякнув усердно, словно дрова колол, рубанул ребром ладони по сцепленным рукам начальства.

— Ну, всё, брат наш Василий! Проспорил ты мне желание! — подначивая царя, подмигнул король.

— А это мы еще поглядим, — хитро усмехнулся Василий.

— Поглядим, поглядим, — уверенный в своей скорой и безоговорочной победе заулыбался король и изысканным жестом пригласил дорогих гостей перейти от споров к фуршету.

* * *

Когда разгоряченные, раззадоренные утиной охотой Ан и Василий в сопровождении Граненыча и Артикула вернулись в лесной домик к обеду, Улюха уже поджидал их на улице.

Завидев веселую компанию охотников, мужичок, скромно притулившийся у колеса лукоморской телеги, проворно вскочил на ноги, отряхнул от пыли тощий зад, и отвесил глубокий поклон, направленный по биссектрисе в пространство между двумя монархами[1].

— Доброго вашим величествам дня, здравствовать вам да царствовать до ста лет и дальше, — с безмятежным достоинством проговорил умелец, с придворным этикетом не знакомый отродясь и довольный этим.

— А-а-а, Никита! — обрадовано улыбнулся Василий Двенадцатый, бросил добытых уток подбежавшему краснощекому повару, и с нетерпением повернулся к снова заробевшему мужику. — Ну, давай, показывай нам, как ты гельвитанское чудо повторил!

— Не повторил я… — смущенно пробормотал Улюха, но, не успел Василий сурово нахмуриться, а Ан победно просиять, как мастер поспешил добавить: — Я его превзошел.

Публика ахнула.

— Ну, так чего же ты скоромно так пристроился тут снаружи, давай, в дом заходи, карманы выворачивай, показывай ювелирную работу! — заулыбался как майское солнышко лукоморский царь. — Поди, лупу надо, чтоб на твое творение любоваться?

— Д-да нет, вроде, и так видать, — отчего-то сызнова сконфузился Улюха.

Поигрывая снисходительной усмешкой на тонких губах, Ан де Труа достал из кармашка штанов нож своей армии — двойник подаренного три дня назад лукоморцу — и приготовился сравнивать.

Не глядя на демонстративные приготовления гельвитанского правителя, Никита сосредоточенно повернулся к телеге, вытянул из-под рогожи продолговатый предмет, закутанный в мешковину, несмело обвел близорукими глазками присутствующих сильных мира сего, и с надеждой глянул на Василия.

— Вот подумал я тут… на досуге… подумал, значит… царь-батюшка… — сипло откашлявшись, спотыкаясь и останавливаясь почти после каждого слова, начал он свою речь, — и чтобы гельвитанцкую вещичку за пояс заткнуть, измыслил одну… штукуёвину… шибко полезную… значит…

Судорожно сглотнув пересохшим от волнения горлом — то ли слова вступительной речи запамятовал, то ли его заготовленный спич на сем и заканчивался — Никита Кулебякин присел на корточки, зажал изобретение в сгибе левого локтя, прижав его с другой стороны щекой, и принялся дрожащими пальцами развязывать узлы спутывавших мешковину пеньковых веревок.

— Ну, так чего ты такого нам соорудил, мастер Никита? — задал ободряюще-наводящий вопрос царь.

Мастеровой отвлекся на мгновение, собираясь ответить на монарший вопрос, поднял голову, и полезная, но своевольная «штукуёвина», не задумываясь воспользовавшись представившимся случаем, накренилась, увлекая за собой своего создателя. И, не успев и глазом моргнуть, Никита хлопнулся на траву пятой точкой, распугивая кузнечиков.

Изобретение накрыло его сверху.

— Граненыч, пособи мастеру! — нетерпеливо махнул рукой главкому царь, и тот рьяно кинулся на подмогу своему протеже.

Архистратиг Артикул, господин холерического психотипа, не желая пропускать грядущую славную потеху, если он вообще в потехах что-либо понимал, подмигнул королю и бросился за своим лукоморским коллегой.

Втроем у них дело пошло веселее, и через полминуты генералы браво застыли перед их величествами с Никитиным изобретением на вытянутых руках.

Непонятного назначения бревнообразный предмет был длиной почти в метр и весил, судя по побагровевшим физиономиям помощников, преизрядно.

Монархи переглянулись, вытянули шеи и задумчиво нахмурились, пытаясь если не рассмотреть предъявленный артефакт поближе — рассматривать там было особо нечего — то хотя бы без подсказки догадаться, что бы это такое могло быть, и какое отношение могло иметь к первоисточнику вдохновения.

— Что это? — первым капитулировал гельвитанин.

— Бревно? — высказал единственную пришедшую на ум догадку царь Василий.

— Маленькое бревно? — прозорливо уточнил архистратиг Артикул.

— Большое полено? — сделал революционное предположение князь Грановитый.

— Чурбак? — усомнился в предположении король.