Улыбка женщины - [65]

— Что такое, Андре, я слышал, вы не идете на вечер?

Я съежился от неожиданности.

— Э… нет, — выдавил я наконец.

— Могу я знать почему?

Месье Монсиньяк непременно хотел видеть в «Брассери Липп» всех своих подчиненных. Рождественская вечеринка в издательстве «Опаль» — это святое.

— Ну… я не настроен, честно говоря.

— Мой дорогой Андре, — начал Монсиньяк, — не держите меня за дурака. Любой, у кого есть глаза, видит, что с вами не все в порядке. Вы не явились на заседание редколлегии, о чем предупредили по телефону в одиннадцать часов, так и не объяснив причины. И вот вы приходите на работу, бледный как покойник, и не желаете ни с кем разговаривать. В чем дело, Андре? Я вас не узнаю. — Монсиньяк задумчиво меня оглядел.

Я молча пожал плечами. А что мне оставалось? Честное признание повлекло бы за собой новые проблемы.

— Надеюсь, вы понимаете, что должны рассказать мне все, — настаивал Монсиньяк.

— Так-то оно так, месье Монсиньяк, — вымученно улыбнулся я, — но, боюсь, именно с вами я не могу это обсуждать.

Удивленный таким ответом, он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу, обхватив обеими руками лодыжку, обтянутую темно-синим носком.

— Ну, теперь вы меня заинтриговали! — воскликнул он. — Почему же это вы не можете мне открыться? Что за глупость, Андре?

Я посмотрел в окно на уходящий в розовое небо шпиль церкви Сен-Жермен.

— Потому что в этом случае я наверняка потеряю работу, — мрачно ответил я.

— Что же вы такого сделали, Андре?! — захохотал Монсиньяк. — Украли в ресторане серебряную ложку или ущипнули кого-нибудь из наших сотрудниц? Присвоили чужие деньги? — Развеселившись, он раскачивался на стуле взад-вперед.

Тут я вспомнил слова мадемуазель Мирабо и решил последовать ее совету:

— Речь идет о Роберте Миллере, месье Монсиньяк. Видите ли, я был не совсем честен с вами.

Он посерьезнел и перегнулся через стол:

— Что, опять проблемы с англичанином? Ну-ка, выкладывайте все начистоту.

Я сглотнул. Начать было не так-то просто.

— Чтения прошли замечательно, мой друг, я смеялся до слез! — восклицал Монсиньяк. — Что же такое случилось с парнем? Он же обещал нам и свой следующий роман.

Я застонал и обхватил руками голову.

— В чем дело? — встревожился Монсиньяк. — Не драматизируйте, Андре, просто скажите, что случилось. Миллер еще пишет для нас или вы поссорились? Вы повздорили, Андре?

Я чуть заметно тряхнул головой.

— Его кто-то переманил?

Я глубоко вздохнул и посмотрел Монсиньяку в глаза:

— Обещайте, что не будете кричать.

— Да-да… Говорите же наконец!

— Никакого романа больше не будет… — начал я и остановился. — По той простой причине, что нет никакого Роберта Миллера.

Монсиньяк уставился на меня безумными глазами:

— Что за вздор, Андре? У вас жар или вы потеряли память? Он же приезжал в Париж, вы забыли?

— В том-то все и дело, что на чтениях был никакой не Роберт Миллер. Это зубной врач, который выдавал себя за Роберта Миллера по нашей просьбе.

— По нашей? — переспросил Монсиньяк.

— Да, моей и Адама Голдберга. Это его брат, Сэм Голдберг. И живет он вовсе не с маленькой собачкой, а с женой и детьми в Девоншире. И к книгам имеет такое же отношение, как я к золотым коронкам.

— Да, но кто же тогда написал роман? — Голубые глаза Монсиньяка беспокойно засверкали.

— Я, — произнес я.

И тут месье Монсиньяк все-таки закричал.

Беда в том, что, когда шеф возбуждался, он полностью терял контроль над собой и бушевал, как стихия.

— Это невероятно! Вы обманули меня, Андре! А я-то верил вам, я готов был чем угодно ручаться за вашу честность! Но это вам так не пройдет… Вы уволены!

К счастью, месье Монсиньяк успокаивался так же легко, как и выходил из себя. Кроме того, с чувством юмора у него все было в порядке.

— Невероятно, — повторил он через десять минут, когда я уже видел себя безработным редактором, в которого товарищи по цеху тычут пальцами. — Вы, ребята, провернули неслыханное дело и даже прессу вокруг пальца обвели. Здорово, надо признать… — Тут он затряс головой и внезапно разразился хохотом. — То-то я удивился, когда Миллер сказал, что герой его следующего романа — зубной врач! Но почему вы сразу не признались, Андре, что за всем этим стоите вы? Милый мой, я и не думал, что вы так хорошо пишете. Действительно хорошо! — Он пригладил седые волосы.

— Эта идея пришла внезапно, — объяснил я. — Помните, вы говорили, что хотите нового Стефана Кларка? Но на сегодняшний день нет ни одного англичанина, который мог бы так весело написать о Париже. Ну, вот мы и не ударили в грязь лицом. Вы же знаете, что гарантийная сумма за эту книгу была очень скромная. Все это розыгрыш с самого начала. — (Монсиньяк кивнул.) — Мы и не предполагали, что роман будет иметь такой успех и что кто-то заинтересуется автором, — продолжал я.

— Хорошо, — снова кивнул Монсиньяк. Он слушал мой рассказ, слоняясь из угла в угол, и вот теперь наконец успокоился и опустился на стул. — С этим все ясно. Я передумал вас увольнять, Андре, но за это вы придете сегодня в «Брассери Липп», хорошо? — (Я с облегчением кивнул.) — Ну а теперь поговорим как мужчина с мужчиной. Я хочу знать, Андре, какое отношение имеет вся эта комедия к вашему разбитому сердцу. Мадемуазель Мирабо очень обеспокоена. И у меня такое чувство, будто только сейчас мы подбираемся к самой сути вопроса. — Он откинулся на спинку стула, закурил сигариллу и приготовился слушать.