Улыбка и слезы Палечка - [128]
А на Страже что? Работница, которая пану Боржеку прислуживала, померла в тот же день. Похоронили мы пана Боржека там, немножко подальше, под ильмом, и землю над ним сровняли, чтобы могилы не видно было. Он так хотел. А потом все отсюда убежали. Оба батрака, коровница и пастушонок. Мальчишка этот помер, когда уж к деревне своей подходил. Кленченский он. Мне в голову ударило, и лихорадка трясла два дня… Как сквозь сон слышу — мычат коровы недоенные. Выполз я на четвереньках, открыл хлева и конюшню. Все, у кого ноги есть, скорей — в ворота… Я все это помню, как сквозь туман, потому ничего не видел, не слышал, только чую — страшно дергает под мышками и в пахах… Потом лежал вроде как мертвый, но господь бог и молитвы пани Бланчи перед матерью божьей меня воскресили. И вот как-то раз вечером встал я, пошел в Домажлице и попросил писаря, чтоб он тебе, пан, обо всем написал и что надо, мол, тебе этим добром распорядиться…
Ян поблагодарил Кубу за известие и за рассказ, и они долго еще сидели потом на холодном ноябрьском ветру, глядя на леса и горы…
Но оба видели не простирающуюся перед ними опустелую и затуманенную страну под серыми тучами, а пленительную страну их детства и юности… Видели зеленые луга и разноцветные узкие полосы. На лугах — пестрый скот, колокольцы стада, крики пастухов. Луга убегают к лесам. И от ближайшей опушки до далеких недосягаемых серебряных далей ходит волнами раменье. Ходит волнами по холмам, пологим и островерхим, скатывается в долины, опять взбегает, будто по ступенькам, на новые холмы, разбегается вширь по горным склонам, переливает из ярко-зеленого в темное и черное, укрывается фатой голубоватых испарений и тает на горизонте среди невысоких кряжей и острых пиков, увенчанных скалами и черными каменными глыбами. А из раменья подымается ввысь дым угольных ям, подобно жертвенному курению, а над скалами поют гордыми кругами соколы и ястребы… С болот порой взовьется стая диких уток, над лугами промелькнет трепетно аист и, махая короткими жесткими крыльями, осторожно опустится на крышу избы.
Они видели край живых, сидя над могилами мертвых…
Ян попросил:
— Матей, потруби, пожалуйста, в рог, как тогда, когда мы ехали в Врбице…
— С удовольствием бы, сударь, с превеликим удовольствием. Да рог мой унес кто-то из работников…
— Жаль, — промолвил Ян, и на глазах его выступили слезы.
Они сидели и тихо плакали. Старик и мужчина в расцвете сил… А ветер расчесывал им волосы и осушал их глаза. Потом обоим стало холодно, и они пошли в большую залу, где когда-то пировал рыцарь Ян-старший…
Матоуш подал Яну скудный ужин. Потом они выпили вдвоем кувшин вина. Перед тем как лечь спать, Матоуш обратился к своему хозяину со словами:
— Яник, Яничек, хочу я тебе кое-что сказать. Есть в деревне нашей, Гоуезде, избушка, совсем развалюха. Не был я там добрых два десятка лет. А теперь нечего мне тут делать. Тебя нету, пан Боржек наш помер, — ни лошадей, ни коров, ни кур с петухом. Одни вороны на башне да воробей на дворе, что привык сюда прилетать, но сейчас же улетает, зернышек не нашедши. Хочется мне домой вернуться. Может, там еще из моих кто остался. Брат какой двоюродный либо тетка. Буду сидеть за печью, греть прозябшие кости. Отпустишь меня, Яничек?
— Ступай, Матоуш. Ты прав… Очень тут печально, в Страже. И лучше, если между мертвыми не будет ни одного живого. Да, ты прав, Матоуш.
Переночевали последний раз в Страже, утром еще раз осмотрели все. Матоуш плакал, и Яну тоже было невесело. Постояли у каждой из четырех могил, вошли в часовню, осмотрели пустые хлева, брошенную ригу, сошли в подвал, где еще увидели две полные бочки, прошли по второму и третьему этажам и посидели минуту наверху, на лестнице под башней, где Ян когда-то сидел с Бланчи. Потом торопливо спустились вниз, словно боясь звука своих собственных шагов.
Вошли во двор. Услыхали щебет и сердитый вороний разговор. Отвернулись и вышли в ворота, где висели два толстых нетопыря, приготовившихся к зимней спячке. За воротами посмотрели на окрестности, на дорогу в ложбине, на поле и в сторону Домажлиц, чьи башни торчали над горизонтом тонкими, острыми вершинками.
— Давай запрем, — сказал Палечек.
Ворота заскрипели, и Палечек сам задвинул засов. И мелом, который захватил с собой на кухне, где тот лежал возле сретенской святой воды, написал на воротах:
«Этот замок — собственность его королевского величества».
Потом они молча, медленно пошли вниз по дороге.
XXI
Несчастные годы — 1463 и 1464! Словно небо и земля сговорились погубить короля и королевство!
Папа готовил новые удары, но действовал по возможности тайно и через других, а не с открытым забралом. Он все время обнадеживал вратиславских и среди соседей Чехии искал такого, который захотел бы взять на себя власть в королевстве. Нащупывал почву в Польше и Венгрии, и хоть это не давало немедленных результатов, однако всюду шел слух, что о святовацлавском троне идет спор и что Иржик больше уж не возлюбленный сын папы, а еретик и паршивая овца, которая воображает, будто сидит на чешском престоле. «Иржик, который сам себя называет чешским королем!..» — такие обидные слова говорил папа.
В романе дана яркая характеристика буржуазного общества довоенной Чехословакии, показано, как неумолимо страна приближалась к позорному мюнхенскому предательству — логическому следствию антинародной политики правящей верхушки.Автор рассказывает о решимости чехословацких трудящихся, и прежде всего коммунистов, с оружием в руках отстоять независимость своей родины, подчеркивает готовность СССР прийти на помощь Чехословакии и неспособность буржуазного, капитулянтски настроенного правительства защитить суверенитет страны.Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Сборник видного чешского писателя Франтишека Кубки (1894—1969) составляют романы «Его звали Ячменек» и «Возвращение Ячменька», посвященные героическим событиям чешской истории XVII в., и цикл рассказов «Карлштейнские вечера», написанных в духе новелл Возрождения.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
В романе известного филиппинского писателя Хосе Рисаля (1861–1896) «Не прикасайся ко мне» повествуется о владычестве испанцев на Филиппинах, о трагической судьбе филиппинского народа, изнемогающего под игом испанских колонизаторов и католической церкви.Судьба главного героя романа — Крисостомо Ибарры — во многом повторяет жизнь самого автора — Хосе Рисаля, национального героя Филиппин.
Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X-XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе.
Роман — своеобразное завещание своему народу немецкого писателя-демократа Роберта Швейхеля. Роман-хроника о Великой крестьянской войне 1525 года, главным героем которого является восставший народ. Швейхель очень точно, до мельчайших подробностей следует за документальными данными. Он использует ряд летописей и документов того времени, а также книгу Циммермана «История Крестьянской войны в Германии», которую Энгельс недаром назвал «похвальным исключением из немецких идеалистических исторических произведений».
Книги Элизабет Херинг рассказывают о времени правления женщины-фараона Хатшепсут (XV в. до н. э.), а также о времени религиозных реформ фараона Аменхотепа IV (Эхнатона), происходивших через сто лет после царствования Хатшепсут.