Улыбка фортуны - [8]

Шрифт
Интервал

Солдатом я оказался непутевым, и с первых же дней меня невзлюбил ротный старшина — типичный хохол и службист по фамилии Бут. Солдаты его недолюбливали и норовили произнести эту фамилию после союза «и»… За какой-то мелкий проступок он заставил меня после отбоя мыть лестницу. Его любимая поговорка была: «Не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Я попросил научить, то есть, показать мне, как надо мыть пол. Он вымыл первую, а заодно и вторую ступеньку. Я заявил, что мне не понятно, как мыть следующие, не наступив на предыдущие и не испачкав их. Он вымыл еще две.

— Ну, — сказал я, — теперь-то до пятой совсем не дотянуться.

Но Бут проворно вымыл еще несколько и с удовлетворением заметил:

— Когда захочешь, все можно.

Оставалось домыть меньше половины, и я сказал:

— Чего же мельчить, осталось немного, домойте уж всю.

Бут сообразил, что я его дурачил, и рассвирепел. Потом он на мне отыгрывался как мог.

В другой раз на меня ополчилось и более высокое начальство. Была какая-то комиссия, я стоял на посту и демонстративно читал книгу. На вопрос командира дивизиона, что это значит, я мимикой и жестом показал, что часовому на посту разговаривать не разрешается. Он вызвал караульного начальника, и меня сняли с поста. Тогда я процитировал устав, где было указано, что часовому на посту запрещается разговаривать, петь, мочиться, курить и так далее, а о чтении ничего не сказано. Вопреки логике мне дали пять суток гауптвахты. Я заметил, что в царской армии к уставу относились с большим почтением, и напомнил старинную неприличную солдатскую песенку, в которой рассказывалось о том, как офицеры не смогли наказать пукнувшего на посту солдата, так как устав не предусматривал подобного поступка. За «пререкания» мне добавили еще пять суток.

На гауптвахте сидел постоянный ее обитатель механик Володя. Это был мастер на все руки, красивый парень с приятным баритоном. К словам песен он особого почтения не питал и проникновенно выводил: «броня огнем, блистая треском стали…». Начальство отобрало его из раннего набора, на нем держалась вся техническая часть. Девицы, солдатки и вдовы окрестных деревень сходили по нему с ума, и он вечно попадался за самогул. От него я узнал о культурной эрудиции старшины Бута. Однажды мать Володи, долго не получая от него писем, запросила начальника части о судьбе ее сына. Тот поручил Буту «проработать» Володю. Бут завел с ним воспитательную беседу:

— Ты о Чайковском Петре Ильиче слышал? Нет? Вот то-то и оно. Педерастом был, а какую музыку писал — закачаешься! А Гоголя Николая Васильевича читал? Тоже нет? Вот то-то и оно. Онанизмом занимался, а какие книги писал — зачитаешься! А ты, здоровый бугай, всех девок в округе перепорол, а родной матери написать не можешь! Стыдно!

Скоро начальство разобралось, что я — сын репрессированного, и быстренько перевело меня в отправляющуюся на фронт инженерно-саперную бригаду. Я не огорчился, так как в радиодивизионе постоянно сидел на гауптвахте, где скудный рацион был сведен до минимума.

«Комсомол»

Первое время наша бригада называлась «штурмовой». Подвиг Александра Матросова, закрывшего грудью амбразуру вражеского ДОТа, вскружил голову кому-то из командования, и саперам приказали блокировать ДОТы. Нас учили подползать к вражеским ДОТам и ДЗОТам, подкладывать взрывчатку, поджигать бикфордов шнур и отходить на исходные позиции. На грудь, как наиболее уязвимую, по мнению начальства, часть тела, надевались стальные увесистые панцири. Как отходить на исходные позиции — пятиться задом или убегать, подставляя врагу не защищенную панцирем спину, — нам не объясняли. Да это было и ни к чему. Сначала прошел слушок, что ДОТы мы блокировать не будем, потом на привалах были «забыты» стальные пятикилограммовые щитки (кстати, они не пробивались только пулями из автоматов, винтовочные и пулеметные пули их отлично простреливали) и, наконец, был зачитан приказ о том, что отныне наша бригада носит название инженерно-саперной, без приставки «штурмовая».

На фронт мы попали после взятия Чернигова и незадолго до форсирования Днепра в том месте, где он разграничивает Украину и Белоруссию. В первые дни истребляли сосновый лес в окрестностях Любеча, заготавливая древесину для будущего моста через Днепр. Работа была нехитрая, но изнурительная — махали топорами и пилами часов по четырнадцать в день. Но вот однажды ночью нас разбудили по тревоге и повели к Днепру. Здесь в прибрежных камышах лежали загодя подвезенные паромы. Откуда-то появился ротный замполит и заплетающимся не то от страха, не то от водки языком отозвал наиболее молодых «беспартейных» солдат и стал говорить, что на нас смотрит весь народ. Потом он заявил, что говорить некогда, «немец не ждет», и стал раздавать листки бумаги, предлагая их подписать. Кто-то спросил: «Что это такое?». Замполит ответил коротко: «Комсомол». Один из солдат — не помню фамилии, к нему прилипла кличка Дундук Пошехонский — спросил: «А как там кормят?». Этот нескладный деревенский парень постоянно задавал нескладные вопросы, видимо, за это его и прозвали Дундуком. Замполит злобно прошипел: «Вот, как вернешься, мы поговорим… в особом месте». Но разговор не состоялся. Дундук не вернулся.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.