Улица Сапожников - [64]
У калитки сейчас же собралась толпа.
— Большевик! К коменданту! — послышались голоса.
— Чего там — к коменданту? — крикнул кто-то сиплым басом. — Поймать да за ноги повесить — и весь сказ. Ну-ка, налегай.
— Пошли! — Ирмэ потянул Неаха за рукав. Тот молча вырвал рукав и остался стоять. Ирмэ посмотрел и испугался: Неах стоял прямой, бледный, с виду — очень спокойный, только на щеке что-то дергалось и прыгало. Ирмэ знал, что это значит, и испугался. «Убрать его отсюда надо, — подумал он и — что силы — рванул Неаха за руку. — Пошли!»
— Пусти ты! — сердито буркнул Неах.
Прискакал офицерский разъезд. Калитку взломали.
На дворе послышались выстрелы и крики. Потом стало тихо. Потом распахнулись ворота, начальник разъезда крикнул: «Осади!» и в тесном окружении конвоя провели человека в черном пальто. Он шел, свесив голову, спотыкаясь через шаг.
И вдруг, — Ирмэ все ждал, боялся этого, — когда человека в черном пальто провели мимо них, совсем близко, — Неах вдруг кивнул ему как знакомому и сказал негромко и просто:
— Ничего, браток. Как-нибудь.
Сначала никто не понял. Что — ничего? Какой браток? Потом какой-то старичок в котелке крикнул: «А-а!» — и кинулся к Неаху. Он схватил его за рукав, вцепился обеими руками, повис на нем.
— А-а! — кричал он, — держи!
Неах — со всего маху — двинул его локтем в грудь, вырвался и побежал.
— Держи! — кричал старичок, захлебываясь от крика. — Держи его!
Неах отбросил в сторону кожанку и, пригнувшись, побежал куда-то влево, потом вправо, вправо-влево, петли метал, стараясь сбить толпу, которая гналась по следам. Но уже его настигал офицерский разъезд.
— Беги прямо! — крикнул Ирмэ. — Пря…
Кто-то с размаху полоснул его по лицу — раз! — Ирмэ схватился за лицо и от боли закружился, как волчок, все быстрей, быстрей. Он ослеп, он ничего не видел. Так, кружась, он пробежал шагов пять и упал.
Толпа пронеслась мимо. Ирмэ остался один. Он открыл глаза, осмотрелся. Никого. Тихо. Только где-то далеко слышны выстрелы, крики. Неах! Ирмэ вскочил. Бежать. А куда? За Неахом. А где он, Неах?
Ирмэ не побежал. Нет. Он медленно, озираясь побрел вверх по улице. Он напрягал глаза, смотрел вперед, назад. Может, Неах стоит где у ворот и ждет. Может, Неах лежит где раненый. Или его поймали.
Неожиданно — Ирмэ даже испугался, — до того неожиданно — перед ним вырос громадный, о трех куполах темный собор. Ирмэ поднялся по широкой лестнице и пошел под колоннадой собора. Ирмэ не знал, чего, собственно, ему тут надо. Просто, шел по улице, дальше — собор, он и пошел через собор, как через улицу, и думал: или его поймали?
— Куда? Назад!
Тут только Ирмэ заметил, что на паперти стоит часовой — студент. А под колоннадой заметил два пулемета и пушку-шестидюймовку.
— Куда? — сказал часовой. — Назад!
Ирмэ послушно повернул. Прошел шагов пять и вдруг остановился. Чорт! До чего знакомый голос.
Он притаился за колонной и стал ждать, когда часовой повернется. Но часовой будто прирос к полу. Опершись о винтовку, он стоял недвижно, — то ли задремал, то ли задумался. Над ним тускло горел фонарь, освещая массивные двери и пулемет у двери.
«Заснул он, что ли?» подумал Ирмэ, запустил в рот два пальца и громко свистнул.
Часовой вздрогнул, поднял голову и, гулко стуча по каменным плитам тяжелыми солдатскими шагами, пошел на свист.
— Кто?
Ирмэ попятился. Монька! Индюк! Вот он где оказался. Так. Так.
— Кто? — Моня заглянул за колонну, но уже Ирмэ там не было.
«Так, так, — думал Ирмэ. — Вот он где, Монька-то! Так. Так».
Он спрыгнул и пошел куда-то садом — за собором был сад. Шел-шел и вдруг споткнулся, упал. Упал — и покатился, кувырком полетел вниз, а когда поднялся — увидел, что он на берегу реки Осьмы. Он пошел берегом. Было темно и тихо. Осьма шумела совсем так, как Мерея в Рядах.
«Вот бы по Осьме переправиться к нашим, — подумал Ирмэ. — А то городом — пропадешь. Неах-то, может, уже там, в отряде. Лодку бы».
Лодки он не нашел. Зато нашел плот, маленький, узенький плот. Шеста не было — и плот несло течением. Наконец, часа через два, его течением прибило к левому берегу.
Ирмэ долго сидел на берегу, курил и смотрел на город. В городе слабо светились редкие огни и близко — рукой достать — чернела громада собора.
«Вот позиция, — думал Ирмэ, глядя на собор, — поставил батарею — весь город под обстрелом. Это — да!»
Он притушил окурок, встал.
«А и верно, — подумал он, — чего бы не попробовать, — ведь ни души! И немного надо — человек десять. Что-то Герш на это скажет?»
Глава девятая
Башлаенко бунтует
Герш на это сказал вот что:
— Ладно. Проверим. А за самовольную отлучку — наряд вне очереди. Так-то, парень.
Но, когда выходил, Ирмэ слышал, как Герш сказал Круглову: «А ведь парень дело говорит. Знаешь, Фома?» — и повеселел. «То-то!» — подумал он.
Было утро. Светило солнце. Ирмэ, справившись с нарядом, пошел к матросам, посмотреть — нет ли там Неаха, хотя знал твердо, что Неаха в отряде нет. Неах остался в Полянске. Ирмэ шел скучный.
Матросы разлеглись на пригорке. Грели пузо. Ночь была холодная, промозглая. А вот утро выдалось такое, что прямо не говори. Теплынь. Благодать.
Башлаенко, матрос лет под тридцать, сухопарый, нескладный верзила с темным, обветренным лицом, с длинными усами, свисающими вниз, по-казацки, сидел на пне и медленно, по складам читал листовку — воззвание белых к крестьянам, — сопровождая каждое его слово привеском в рифму. Матросы ржали: «Го-го! Здорово!»
Дойвбера Левина (1904–1941) называют «самым забытым» из обэриутов. Он был ближайшим соратником Д. Хармса, А. Введенского, И. Бахтерева — но все его обэриутские сочинения пошли на растопку печей в блокадном Ленинграде, а сам писатель погиб в бою на Ленинградском фронте,И все же Левин оставил несколько книг гротескной, плотно написанной прозы, рисующей быт еврейских местечек накануне и во время революции и гражданской войны. Как и прочие обэриуты, писатель вкладывал в свои повести, формально причислявшиеся к детской литературе, совершенно не «детское» содержание: кровавая метель исторического катаклизма, зловеще-абсурдная речь и вещие сны…Произведения Дойвбера Левина не переиздавались с 1930-х гг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.