Улица с односторонним движением - [13]

Шрифт
Интервал

всего на два часа как декорацию для феерии, да так и забыли на несколько столетий. Он не оставляет себе ни единой толики собственного великолепия, отдавая все царственному пейзажу и служа его завершением. На этом фоне пейзаж превращается в сцену, на которой абсолютная монархия разыгрывается как аллегорический балет. Но сейчас остался только задник, чьей тени ищут, чтобы насладиться панорамой – созданием Ленотра.[36]


ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКИЙ ЗАМОК. – Разрушенные здания, руины которых высятся к небу, кажутся порою вдвое живописнее в ясные дни, когда сквозь их окна или над верхней кромкой замечаешь проплывающие облака. Разрушение, открывая вид на мимолетную игру небес, утверждает вечную жизнь этих развалин.


СЕВИЛЬЯ, АЛЬКАЗАР. – Архитектура, следующая первому движению фантазии. Практические соображения не преграждают ей путь. Высокие покои предусмотрены только для грез и празднеств, что воплощают их в жизнь. Лейтмотив внутреннего пространства – танец и молчание, потому что любое движение человека встраивается в тихое мелькание орнамента.


СОБОР В МАРСЕЛЕ. – На самой пустынной, самой солнечной площади стоит собор. Вокруг все вымерло, хотя с юга, снизу, к ней примыкает порт La Joliette, а с севера, совсем рядом, – пролетарский квартал. Унылое строение стоит между молом и складом – погрузочно-разгрузочная площадка для неведомого, незримого товара. На него потратили около сорока лет. Но к моменту окончания работ в 1893 году место и время у этого монумента вошли в тайный сговор против архитектора и строителя. Сговор оказался успешным, и на обильные средства церкви вырос гигантский вокзал, движение на котором так никогда и не было открыто. Сквозь фасад в глубине можно разглядеть залы ожидания, где пассажиры от первого до четвертого класса (но перед Богом все они равны) сидят, теснясь среди своих духовных пожитков, как на чемоданах, и смотрят в песенники, своими конкорданциями и параллельными местами сильно напоминающие международные биржевые сводки. На стенах висят правила пассажирских перевозок – пастырские письма, предусмотрены тарифы и скидки на специальные рейсы в фирменном поезде сатаны, предоставляются кабинеты, где приехавшие издалека могут спокойно помыться, – исповедальни. Вот так выглядит религиозный вокзал Марселя. Во время мессы[37] спальные вагоны пассажирских поездов уходят отсюда в вечность.


ФРАЙБУРГСКИЙ СОБОР. – Самое острое чувство связи с городом у его жителя, да и, может быть, у пожившего там путешественника, вспоминающего о нем, возникает при мысли о звуке и интервале, с которым бьют часы на его башнях.


МОСКВА, СОБОР ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО. – Византийская мадонна держит в руках не что иное, как деревянную куклу в натуральную величину. Перед фигурой Христа, лишь намекающей на младенца, замещающей его, она показывает скорбь, более глубокую, чем могла бы явить нам перед достоверным изображением младенца.


БОСКОТРЕКАЗЕ. – Благородство пиниевых лесов: они создают свод, не переплетаясь между собой.


НЕАПОЛЬ, MUSEO NATIONALE. – Архаические статуи, улыбаясь, преподносят наблюдателю сознание собственного тела, словно ребенок, который непринужденно и рассеянно протягивает нам только что сорванные цветы; при этом в позднейшем искусстве выражения лиц строже, как у взрослого, который вяжет острыми травинками стойкий букет.


ФЛОРЕНЦИЯ, БАПТИСТЕРИЙ. – На портале – «Spes» работы Андреа Пизано[38]. Она сидит и беспомощно протягивает руки к плоду, по-прежнему недоступному для нее. И все же у нее есть крылья. Нет ничего правдивее.


НЕБО. – Во сне я вышел из дома и увидел ночное небо. Оно излучало яростное сияние. Оно было так густо усыпано звездами, что картины, составляемые из них, были видны совершенно отчетливо. Лев, Дева, Весы и многие другие в виде плотных скоплений звезд сосредоточенно глядели на землю. Луны не было.

Оптика

Летом бросаются в глаза толстые люди, зимой – худые.


Весной в ясную солнечную погоду замечаешь молодую листву, а когда холодно и дождливо – еще не покрывшиеся листвой ветви.


Тот, кто остался, сразу видит по положению тарелок и чашек, стаканов и блюд, как прошел вечерний прием гостей.


Основное правило ухаживания: усемерить себя и встать всемером вокруг той, кого добиваешься.


Взгляд – это слабина человека.

Игрушки

НАБОР КАРТИНОК ДЛЯ МОДЕЛИРОВАНИЯ. – Кабинки, как большие качающиеся лодки, причалили с обеих сторон к каменному молу, на котором толпятся люди. Тут стоят парусники с высокими мачтами и свисающими с них вымпелами, пароходы с трубами, из которых валит дым, баржи, давно уже загруженные. Среди них есть корабли, в чреве которых исчезаешь. Только мужчинам можно туда спускаться, но через люки видны женские руки, вуали и павлиньи перья. В другом месте на палубе стоят чужеземцы и как будто хотят напугать публику своей эксцентричной музыкой. Но с каким равнодушием все проходят мимо! Наверх поднимаются нерешительно, размашистой и раскачивающейся походкой, как по трапу, и остаются там в ожидании момента, когда все это отчалит от берега. В молчаливом оцепенении они снова появляются и видят, как на делениях красной шкалы (там, где опускается и поднимается подкрашенный спирт), возникает и сходит на нет их супружество: мужчина в желтом, который начинал ухаживания внизу, терял на верхнем делении этой шкалы женщину в голубом. В зеркале они увидели, что пол словно уплыл у них из-под ног, и по эскалатору устремились наружу. Флот принес в квартал беспокойное оживление: местные женщины и девушки стали вести себя дерзко, и все съестное было отгружено в этой сказочной стране. Мировой океан настолько отгородил их от внешнего мира, что казалось, будто видишь все в первый и последний раз. Морские львы, гномы и собаки хранятся, как в ковчеге. Даже железную дорогу соорудили здесь на века – она снова и снова едет по тому же кругу через туннель. На несколько дней квартал превратился в гавань тихоокеанского острова, а жители – в дикарей, которые изнывают от любопытства и удивления тому, что Европа бросает к их ногам.


Еще от автора Вальтер Беньямин
Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости

Предисловие, составление, перевод и примечания С. А. РомашкоРедактор Ю. А. Здоровов Художник Е. А. Михельсон© Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main 1972- 1992© Составление, перевод на русский язык, художественное оформление и примечания издательство «МЕДИУМ», 1996 г.


Франц Кафка

В этой небольшой книге собрано практически все, что Вальтер Беньямин написал о Кафке. У людей, знавших Беньямина, не возникало сомнений, что Кафка – это «его» автор (подобно Прусту или Бодлеру). Занятия Кафкой проходят через всю творческую деятельность мыслителя, и это притяжение вряд ли можно считать случайным. В литературе уже отмечалось, что Беньямин – по большей части скорее подсознательно – видел в Кафке родственную душу, нащупывая в его произведениях мотивы, близкие ему самому, и прикладывая к творчеству писателя определения, которые в той или иной степени могут быть использованы и при характеристике самого исследователя.


Московский дневник

Вальтер Беньямин (1892–1940) – фигура примечательная даже для необычайного разнообразия немецкой интеллектуальной культуры XX века. Начав с исследований, посвященных немецкому романтизму, Гёте и театру эпохи барокко, он занялся затем поисками закономерностей развития культуры, стремясь идти от конкретных, осязаемых явлений человеческой жизни, нередко совершенно простых и обыденных. Комедии Чаплина, детские книги, бульварные газеты, старые фотографии или парижские пассажи – все становилось у него поводом для размышлений о том, как устроена культура.


Шарль Бодлер & Вальтер Беньямин: Политика & Эстетика

Целый ряд понятий и образов выдающегося немецкого критика XX века В. Беньямина (1892–1940), размышляющего о литературе и истории, политике и эстетике, капитализме и фашизме, проституции и меланхолии, парижских денди и тряпичниках, социалистах и фланерах, восходят к поэтическому и критическому наследию величайшего французского поэта XIX столетия Ш. Бодлера (1821–1867), к тому «критическому героизму» поэта, который приписывал ему критик и который во многих отношениях отличал его собственную критическую позицию.


Краткая история фотографии

Три классических эссе («Краткая история фотографии», «Париж – столица девятнадцатого столетия», «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»), объединенные темой перемен, происходящих в искусстве, когда оно из уникального становится массовым и тиражируемым. Вальтер Беньямин (1892–1940) предлагает посмотреть на этот процесс не с консервативных позиций, а, напротив, увидеть в его истоках новые формы социального бытования искусства, новую антропологию «массового зрителя» и новую коммуникативную функцию искусства в пространстве буржуазного мира.


Берлинское детство на рубеже веков

«Эта проза входит в число произведений Беньямина о начальном периоде эпохи модерна, над историей которого он трудился последние пятнадцать лет своей жизни, и представляет собой попытку писателя противопоставить нечто личное массивам материалов, уже собранных им для очерка о парижских уличных пассажах. Исторические архетипы, которые Беньямин в этом очерке намеревался вывести из социально-прагматического и философского генезиса, неожиданно ярко выступили в "берлинской" книжке, проникнутой непосредственностью воспоминаний и скорбью о том невозвратимом, утраченном навсегда, что стало для автора аллегорией заката его собственной жизни» (Теодор Адорно).


Рекомендуем почитать
Книга Извращений

История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.


Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Избранные рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Республика попов

Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».