Улица - [23]

Шрифт
Интервал

— Дайте пять центов, и я вас благословлю.

И благословлял, и еще как благословлял!

— Я такой святой, аж жуть, — сказал как-то Ною Херши.

Гас, раскормленный, веснушчатый блондин, тащился сзади.

Мальчишки тянулись гуськом по грунтовой дороге, ведущей к Девяти Коттеджам, солнце припекало их загорелую кожу. Они миновали коттедж Кравицов с их вонючим отхожим местом, домик Бекки Гольдберг и неказистую халабуду, где ютился добрый десяток неказистых Коэнов.

Подошва горы поросла высокой травой, жесткой, пожолклой и очень колкой. Попадались тут и топкие участки, где росли камыши, но их мальчишки обходили. Под деревьями было прохладнее, но ребятам предстоял еще долгий подъем на гору. Мягкую, рыхлую землю устилали шишки, иглы и палая листва. Сквозь ветви берез, кленов и елок просачивались солнечные лучи, от горы исходил промозглый запах сырости. Время от времени слышалось карканье ворон, дважды они видели дятла, а один раз даже колибри. На вершину они поднялись лишь к часу и присели на небольшой полянке — съесть свои бутерброды. Гас гонялся за кузнечиками, а изловив, опускал их в банку из-под майонеза, в крышке которой провертел две дырочки. Расправившись с бутербродами, мальчишки снова отправились в путь — спуститься они решили по другому склону. Подрост здесь был гуще, и так как им хотелось дойти побыстрее, они обдирали руки и ноги о ветки, а то и проваливались в прикрытые листьями ямы, зашибали ноги об острые камни. Вдали послышались голоса. Ной — ему доверили нести пневматическое ружье — взвел курок, Гас схватил камень, Херши сорвал с пояса перочинный нож.

— Опоздаем на шабос, — сказал Ябеда. — Может, вернуться?

— Иди-иди, — сказал Херши. — Смотри только на змею не наступи.

— Да я что, я ничего.

Сквозь листву теперь просачивались не только голоса, но и смех. Склон стал более пологим, а вскоре впереди замаячил берег. И чего там только не было — и настоящие каноэ, и трамплин, и яркие — вырви глаз — зонтики, и шезлонги. Мальчишки стали осторожно, хоронясь за кустами, подкрадываться к берегу. Ной был поражен. Высокие стройные мужчины, ужас до чего хорошенькие женщины лежали себе на солнышке — и хоть бы хны. Никто не орал, никаких тебе арбузных корок, женщин в нижнем белье. Повсюду чистота. Можно даже сказать — красота.

Первым углядел киоск с прохладительными напитками Гас. Он повернулся к Ябеде и сказал:

— Ну, где твой четвертак? Иди купи нам пепси.

— Пусть Гас идет, — сказал Херши. — Он меньше всех похож на еврея. Смотри, какой у него нос. Господи! Да ему ничего не стоит сойти за гоя.

— Бери мой четвертак.

— Иди полей чайник, — сказал Гас. — Может, я и меньше похож на еврея, чем ты или Ной, только знаешь, как они нас узнают: стянут штаны — и все дела…

Ребята прыснули.

— И ничего смешного, — сказал Херши. — Так моего дядю вычислили, того, которого убили в России.

— Вы все сдрейфили, — сказал Ной. — Я пошел. Только свою кока-колу я выпью на пляже. А вам, если хотите пить, придется пойти со мной.

Тут с места снялся «форд», и их глазам открылось объявление. Первым его заметил Гас. И указал на него остальным.

— Смотрите, смотрите!

ПЛЯЖ ПРЕДНАЗНАЧЕН

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО

ДЛЯ ХРИСТИАН

Объявление в корне переменило их планы. Ной — его только что не колотило — сказал, что они прокантуются тут до вечера, а когда пляж опустеет, украдут объявление.

— Это что же получается — домой вернемся уже затемно? — сказал Ябеда. — Как-никак сегодня пятница. А что, разве твой папа сегодня не приедет?

Гас и Херши опешили. Матери запрещали им водиться с Ноем. Ябеда говорил дело, но если Ной останется, а они уйдут, выходит — они струсили? А Ной уж точно останется. Когда его отец приезжает на выходные, они с утра до вечера лаются.

— Через сто лет никого из нас не будет, — сказал Гас.

Ябеда раздраженно пинал пень — выжидал.

— Херши, пойдешь со мной — отдам четвертак тебе.

— Змей поберегись, — сказал Херши.

Вот тут Ябеда и убежал домой.

День влекся медленно, но в конце концов солнце стало спускаться, поднялся ветер. На пляже осталось всего несколько человек.

— А что, христианин — он и католик, и протестант? — спросил Херши.

— Угу, — ответил Ной.

— Но они же разные, — сказал Херши. — Разве нет?

— Разные-то они разные, — сказал Гас. — Только в чем разница между Гитлером и Муссолини?

Ной решил, что, раз начало смеркаться, есть кто на пляже или нет, а они рискнут. Немногочисленные замешкавшиеся парочки увлечены друг другом, и, если изловчиться, они их не заметят. Ной сказал, что они с Гасом сделают вид, что прогуливаются по пляжу, и как бы невзначай подойдут к объявлению с разных сторон. Сдается, что оно закреплено не очень надежно. А если кто за ними погонится, Херши закричит и предупредит их. А потом и камни на что, не говоря уж о пневматическом ружье.

Итак, Ной и Гас с самым беззаботным видом побрели по пляжу. Ной посвистывал. Гас прикидывался, будто собирает камешки. Ветер взметал песок, пылающий шар солнца все ниже опускался за гряду гор напротив. С наскоку, остервенело мальчишки выдергивали из песка шест с объявлением. Гаса трясло от смеха, по его щекам текли слезы. Ной чертыхался. И тут тишину прорезал пронзительный крик: «Берегись!»


Еще от автора Мордехай Рихлер
Писатели и издатели

Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.


Всадник с улицы Сент-Урбан

Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.


Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.


Кто твой враг

«Кто твой враг» Мордехая Рихлера, одного из самых известных канадских писателей, — это увлекательный роман с убийством, самоубийством и соперничеством двух мужчин, влюбленных в одну женщину. И в то же время это серьезное повествование о том, как западные интеллектуалы, приверженцы «левых» взглядов (существенную их часть составляли евреи), цепляются за свои идеалы даже после разоблачения сталинизма.


В этом году в Иерусалиме

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.