Улица Оружейников.Круглая печать - [49]

- Когда было письмо? - задохнувшись от волнения, выпалил Талиб.

- Давно уже, - тоже удивился Тахир. - Я не знал, куда его девать, сказал Усман-баю, он говорит, дай я отправлю его с верными людьми в Бухару. Прямо из рук в руки попадет.

Всего, чего угодно, мог ожидать Талиб, только не этого.

- А где Усман-бай? - спросил он.

- В Ташкенте, - ответил Тахир. - Он за последнее время часто уезжал на две-три недели, но сейчас, кажется, в Ташкенте. Рахманкула тоже долго не было, а недавно вернулся, правда, старается меньше показываться на улице. В чайхану его не заманишь, где был, не говорит.

Талиб ничем не выдал своего интереса к возвращению Рахманкула. Он и не очень удивился этому. В дни, когда он был поводырем бухарского нищего, Талиб боялся встречи с бывшим полицейским и потому зорко искал его глазами везде, где тот мог оказаться. Рахманкула нигде не было.

«Это хорошо, что они оба в Ташкенте, - решил про себя Талиб. - Только бы не убежали, когда узнают, что я вернулся».

Странно, что мальчик не удивился и этим своим мыслям. В Бухаре присутствие Рахманкула пугало его, грозило гибелью. В Ташкенте он чувствовал себя сильнее и хитрого Усман-бая, и здоровенного полицейского.

«Только бы они не убежали», - с этой мыслью он и заснул.

…С утра в дом к Тахиру стали приходить гости. Никогда Талиб не думал, что его так любят на улице Оружейников. Взрослые разговаривали с ним, как с равным, сверстники-мальчишки, с которыми еще недавно он играл на улице, запускал коробчатого змея и забирался в большой байский сад на берегу Анхора, теперь стеснялись его. Почти все, кто приходил навестить Талиба, приносили гостинцы: кто лепешку, кто сыру, кто пирожки с мясом и луком. Почти все соседи приглашали Талиба жить у них, но он отказывался.

- Дядя Тахир, - сказал он после завтрака, - помогите мне открыть калитку, я буду жить у себя.

Замок пришлось сломать, потому что ключ от него остался в темнице бухарского эмира. В доме было сыро, и Талиб, распахнув дверь и окно, проверил, все ли цело в кузнице, есть ли еще саксаул, заготовленный прошлой осенью.

Тахир-почтальон побыл немного с ним вместе, а потом сказал:

- Я пойду к Усман-баю, может, вернулось письмо?

Талиб был рад остаться один. Он развел огонь в очаге, поставил на огонь кумган и решил выпить чаю. У себя дома выпить чаю. Он сел на террасе, стал ждать, пока закипит вода.

Тахир вернулся быстро.

- Усман-бай еще не знал, что ты приехал, - взволнованно сообщил почтальон. - Представляешь, никто из всей улицы не сказал ему, что ты приехал. Он мне не поверил. Он говорит: «Не ври, этот волчонок никогда не вернется». Тогда я ему: «Прошу вернуть письмо!» Он на меня глаза вытаращил, хочет улыбнуться, но только зубы показывает. «Ты шутишь», - говорит. А я ему: «Если ты не вернешь письмо, я пойду на почту, там есть телефон, и сразу в ЧК!» Тогда он поверил. Стал объяснять, что письмо отправил в Бухару, стал аллаха в свидетели звать. Только он врет.

Тахир-почтальон даже немного обиделся на то, как спокойно выслушал мальчик такую важную новость.

- Вы сказали какие-то две буквы, дядя Тахир, - после небольшой паузы сказал Талиб.

- Какие?

- Не знаю какие, вы сказали про телефон и про две буквы.

- ЧК?

- Да, ЧК. Что это такое?

- Сам не знаю. На почте сказали, если буржуи (так по-русски баев называют) не будут слушаться, говори: в ЧК пожалуюсь.

Талиб молчал, думал о чем-то. Тахир с уважением смотрел на мальчика. Он понимал, что мальчик думает о чем-то, чего он, взрослый, не знает и не может знать.

- Вы помните того кожаного человека, который привозил меня на мотоцикле?..

- Конечно, помню, - обрадовался Тахир. - Говорят, он приезжал к тебе осенью, но с тех пор не показывался.

- Ладно, - сказал Талиб. - Все ясно. Найдите, пожалуйста, замок или у соседей возьмите и закройте дом. Я вернусь поздно.

Талиб не стал пить уже вскипевший чай, снял кумган с огня и решительно направился к калитке. Он не заметил ни своего повелительного, даже несколько неучтивого по отношению к взрослому человеку тона, ни того, как еще сильнее, чем прежде, удивился его словам Тахир-почтальон.

- Талибджан, если вернешься поздно, приходи к нам. Мама будет ждать.

- Спасибо, - сказал мальчик и, на минуту отвлекшись от своих мыслей, еще раз благодарно поглядел на почтальона, повторил: - Большое спасибо, дядя Тахир!

…В саду за дощатым забором было так же тихо и пустынно, как прошлой осенью. Только выглядел он совсем иначе. Дорожка к дому расчищена, нет и следа прошлогодних листьев, которые так грустно шуршали под ногами. Молодые вишенки все усыпаны начинающими наливаться краской ягодами, вдали на веревке сушится белье.

«Значит, здесь она», - обрадовался Талиб.

Олимпиада Васильевна тоже ему обрадовалась, узнала сразу и хотела тут же усадить за стол, но Талиб решительно отказался.

Он сказал, что ему нужно поскорее увидеть дядю Федора, что он не может ждать до вечера, потому что сейчас еще нет одиннадцати.

- Ну что же, - согласилась Олимпиада Васильевна и, по своему обыкновению ни о чем не расспрашивая и не говоря лишних слов, объяснила, где искать Федора Пшеницына. - Может быть, ты и прав, что не ждешь его. Он теперь иногда за полночь возвращается. У них в ЧК ни дня ни ночи не ведают.