Улица Оружейников.Круглая печать - [24]
- Ты похож на наследника престола, такой у тебя сердитый вид, - едва заметно улыбнувшись одними глазами, сказал парикмахер. Он несколько раз с небрежной лихостью провел бритвой по ремню и занес ее над головой Талиба.
Брить голову на базаре не очень-то приятно. Каждый мальчишка старается избежать этого. Иногда ведь попадешь к такому цирюльнику, что, пока тебя побреют, наплачешься. Вся голова потом в порезах, и капельки крови на ней, как божьи коровки на арбузе.
Талиб зажмурился. Но бритва шла легко и мягко. Парикмахер провел от лба к затылку первую полосу, полюбовался своей работой и запел, вернее, замурлыкал про себя какую-то песню.
Закончив бритье, он вытер голову Талиба полотенцем и опять сказал:
- Ты случайно не родственник эмира?
- Молчи, еврей, - бросил ему Зарифходжа. - Он узбек, и хотя бы поэтому он в тысячу раз ближе нашему эмиру, чем ты.
Парикмахер и бровью не повел, он привычным жестом пригласил к облезлому зеркалу дядю Юсупа. Дядя занял место на табуретке, а Талиб, присев на корточки возле двери парикмахерской, грелся на солнышке и глядел на пеструю базарную толпу.
Вдруг из-за базарных рядов на небольшую пустую площадку выбежал человек в халате, будто нарочно сшитом из самых немыслимых лоскутков, в остроконечной шапке, отороченной черным, вроде бы собачьим мехом, с посохом в руке и пятью маленькими выдолбленными тыковками у пояса.
«Дервиш», - понял Талиб. Таких дервишей он видел в Ташкенте. Полумонахи-полубродяги, они ходили по городам и селениям, проповедовали, нищенствовали. Некоторые из них считались «дивана», то есть сумасшедшими. Впрочем, Талиб знал, что многие просто притворялись.
Дервиш подпрыгнул на месте и закричал тонким, почти женским голосом. Слова разобрать было невозможно, только изредка в их потоке угадывались имена пророка Мухаммеда и святых халифов. Худоба дервиша бросалась в глаза, лицо его было слегка перекошено, и один глаз казался меньше другого.
На крик собрался народ. Зарифходжа пошел посмотреть и послушать дервиша. Талиб встал на глиняное возвышение - суфу - возле парикмахерской, чтобы лучше видеть. А дервиш все кричал и прыгал на месте. Потом, когда народу стало больше, дервиш бросил свой посох на землю, приложил ладони к щекам и, кружась, стал призывать всех правоверных мусульман послушать его.
- Рабы божьи, рабы божьи! - кричал дервиш. - Все, кто хочет попасть в рай, все, кто хочет милости всевышнего, идите сюда!
Когда народу собралось достаточно много, дервиш обратился к присутствующим:
- Пусть все правоверные, кто хочет в рай, возденут руки к небу… Не опускайте руки, не опускайте руки! - предупредил дервиш и стал обходить толпу по кругу.
Он подходил к тем, кто был одет побогаче, и говорил, заглядывая в лицо выбранной им жертвы.
- Ты богатый человек, опусти руки в карманы и дай мне то, чего тебе не жалко. Ты богатый!
Люди опускали руки в карманы и давали деньги. Это были серебряные монеты бухарской чеканки и русские монеты по десять, пятнадцать и двадцать копеек. Собрав деньги, дервиш объявил, что все, кто пожертвовал на его молитвы, молитвы угодного богу дервиша, могут опустить руки.
- Эти люди спасутся, они будут в раю! - закричал дервиш, стоя в центре круга. - Но неужели справедливо, что одни из вас спасутся, а другие нет? Кто на земле богаче, тот и на том свете будет жить лучше? Разве это справедливо?
Талиб подумал, что дервиш совершенно прав. Очевидно, так же подумали и собравшиеся вокруг него люди. А дервиш тут же сказал:
- Пусть все бедные, кто хочет попасть в рай, тоже дадут свои деньги. Пусть будет справедливо! - я стал обходить круг, протягивая каждому одну из своих тыквочек.
На этот раз деньги сыпались в тыквочку дождем. Это были всякие мелкие монеты, и серебро, и пятаки, и копейки.
Талиб очень удивился такому быстрому и простому торжеству справедливости. А в это время дядя Юсуп, окончив бритье, расплатился с парикмахером и стал рядом с Талибом.
- Пойдем поближе, - предложил дядя.
- Вы идите, я постою, - ответил Талиб. - Отсюда лучше видно.
Дядя Юсуп, однако, тоже не пошел, а остался у парикмахерской.
Между тем дервиш продолжал свое. Он вытащил из-за пазухи кипу сложенных треугольниками бумажек - талисманов, туморов, на которых пишут чудотворные молитвы.
- О правоверные! - воскликнул дервиш. - На этих святых бумагах написаны самые сильные молитвы, но пусть все мошенники, все воры, все, кто родился не от своего отца, кто опозорил свой род, - отвернутся.
- Эге, какой умный, - послышался тихий голос парикмахера, который стоял в своей обычной позе, облокотясь на косяк. - Кто же сознается, что он вор, мошенник и опозорил свой род.
«И правда, - подумал Талиб. - Кто же сознается при людях, что он мошенник?»
А дервиш зорко поглядел вокруг и, будто услышав слова парикмахера, крикнул опять:
- Пусть все неверные, все цыгане, индийцы, евреи, не смотрят на святые эти молитвы!
Парикмахер сразу же отошел от двери. Юсуп вздохнул и сказал Талибу:
- Надо обязательно купить талисман. В чужом городе, среди чужих людей надо быть, как все. Я и так прогневил аллаха…
Продав свои бумажные треугольнички, дервиш деловито зашагал в сторону мечети с четырьмя минаретами, видневшейся неподалеку. Толпа стала расходиться.
