Улети на небо - [17]

…Где-то далеко впереди бухает снаряд, и бойцов моей батареи засыпают сыплющиеся с излета горячие осколки. «Братцы! — слышу я чей-то голос на фланге. — Братцы!! Не посрамите же русской чести! Вперед… на неприятеля!» Солдаты неохотно встают и боязливо начинают движение вперед. Они не хотят идти, ведь впереди смерть, а им страшно умирать усталыми. Их движения вялы и нерешительны, они так неуверенно сжимают винтовки, зная о своем заведомом поражении, они боятся противника и ничего, совсем ничего не хотят…

Но тут со стороны леса на поляну вылетает взмыленная каурая кобыла, хрипящая, мотающая головой и дерзко играющая под всадником! «Н-ну! — кричит он неистовым голосом. — Н-ну, отечество!.. Слава, волжане!! Слава впереди вас! Идите и возьмите ее! С Богом же, братцы!». — «Каппель!» — восхищенно произносит кто-то совсем рядом. И бойцы, подобравшись и покрепче ухватив винтовки, воодушевленные бравым видом своего командира, бегут на врага и в своем стремительном движении забывают страх! Они победят, разве могут быть сомнения в их победе? Мы победим, конечно, мы победим, у нас есть вера, отечество, с нами вождь! А вождь носится на взъяренной кобыле вдоль фронта, и эта каурая бестия, роняя клочья пены с оскаленной морды и вздымая комья земли из-под стремительных копыт, хрипит и встает на дыбы… и тогда кажется, что командир взмывает к облакам, протыкая стволом своего закинутого за спину карабина небесную сферу… его хриплые крики слышны повсюду… отечество, отечество!! И бойцы, увлекаемые своим неистовым предводителем, врываются в деревеньку, врубаются в самую гущу врага и яростной атакой опрокидывают его в реку!

Мы идем улицами деревеньки, вокруг трупы наших товарищей и врагов, мимо проходит колонна пленных, через площадь тянутся трофеи: патронные двуколки, повозки с погруженными на них пулеметами, винтовками, снарядными ящиками; санитарная команда собирает раненых… мы заходим во двор большой избы и видим здесь наших мертвых, — они раздеты догола, с их плеч срезаны куски кожи и тела изуродованы ударами штыков… бойцы опускаются возле них на колени, плачут и шепчут: «С Каппелем не страшно… а тут страшно… ох, как страшно… што ж с ими сотворили, ведь и с нами таковое могли исделать…».

Хорошо понимая, что успех надо развивать, Каппель начал обдумывать план нового наступления. Это противоречило всем правилам военной науки, ибо Западная армия, несмотря на некоторые, теперь уже незначительные успехи, продолжала отступать. Оставив Уфу, мы медленно, но неуклонно отходили к Уралу. Нашему командующему давно уже стало ясно, что на Ставку рассчитывать не стоит. У нее не было ни наступательных планов, ни оборонительных, у нее не было вообще никаких планов. Складывалось впечатление, что единого командования у армии давно нет, и соединениям предоставлена свобода инициативы. Проще говоря: каждый действуй так, как считаешь нужным. И вот в этих непростых условиях Каппель предлагает Ставке положить на жертвенный камень самого себя.

Сначала он посоветовался с соратниками. Собрав командиров испытанных и закаленных в боях волжских соединений, он четко и коротко изложил свои планы. Я присутствовал на том совете и хорошо помню, как поразили меня его простые, ясные и очень убедительные заключения. Это было больше похоже на дружескую беседу, — Каппель вообще не любил иерархических совещаний, командиры просто сидели и обменивались мнениями.

Итак, мы расположились в небольшом помещении, а командующий, дождавшись тишины, начал излагать свой план. Прохаживаясь перед нами, он спокойно и раздумчиво говорил как бы самому себе: «Господа, предлагаю действенный, но опасный план… При неблагоприятном стечении обстоятельств он может оказаться гибельным для нас. Готовы ли вы жертвовать собой?». Все просто ответили, что готовы. «Смотрите, — сказал далее наш вождь и подошел к висевшей на стене карте, — я собираю две тысячи сабель с приданной им конной батареей, мы идем к фронту, — ребром ладони он показал на карте линию фронта, — находим где-нибудь на фланге слабое или уязвимое место, пробираемся в тыл, — его ладонь повернулась, как приготовленное к броску копье, — идем в глубину на полторы-две сотни верст, — тут острие ладони двинулось по карте в тыл противника, — и начинаем там серию диверсий, — взрываем мосты, пакгаузы, казармы, совет-ские учреждения и оружейные склады. Вы сами понимаете, что в тыловых населенных пунктах мощных гарнизонов нет, думаю, там и оружия немного, так что серьезного сопротивления нам оказать не смогут. Мы устроим там адскую кашу. Какие действия будет диктовать красному командованию логика развития событий? Я более чем уверен, что Троцкий снимет с регулярного фронта серьезные силы, чтобы нейтрализовать нашу группировку. Мы будем сражаться… две тысячи конников плюс артиллерия — достаточно серьезная сила. Возможно, мы положим свои жизни, но это будут жизни, положенные на алтарь Отечества. Мы станем вызывать огонь на себя. Ставка получит передышку для формирования новых частей, наши войска на фронте тоже смогут передохнуть и, возможно, передислоцироваться… словом, мы выиграем время, а если Господь поддержит нас, то и захватим стратегическое преимущество».