Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - [42]

Шрифт
Интервал

Я подняла с грохотом свалившееся со стола блюдо, а Л. от удивления стал есть мою паэлью. Больше мы ни о чем не спрашивали, но Доктор К., сердечно распрощавшись с толстяком, не скрывая самодовольства, продолжал объяснять:

– Видите ли, поскольку у меня музыкальный слух, спасибо бабушке по материнской линии, – он с благодарной нежностью посмотрел на закопченный потолок, – уловить интонации было несложно, ну а фонетику чешского под португальский подстроить тоже невелика трудность – шипи себе, и все. Если добавлять английский, испанский и слова из твоего, Л., португальского разговорника, который ты, к стыду сказать, ни разу за всю поездку не открыл, – Доктор К бросил укоризненный взгляд на Л., – прокатывает на раз, тем более в таком шуме, как здесь. Ну вот, мы с ребятами тут пару раз футбол обсудили, потом в карты перекинулись, потом я на спор завязал канат, ну, тот, что над баром висит, хирургическим узлом так, что развязать никто до сих пор не может, ну вот они и думают, что я слегка картавый рыбак с севера и вообще отличный парень. Вы знаете, – заметил он, серьезнея, – у них же тут диалекты такие, что страшно сказать, даже я и то этих южан с побережья не очень понимаю, что уж говорить о настоящих северянах…

Мы молча переваривали паэлью и услышанное, а Доктор К. продолжал прощаться с местными на своем более чем странном пиджине, обещать передать приветы чьим-то родственникам в Рио и клясться, что вернется, обязательно вернется сюда пропустить по стаканчику, когда на севере закончится рыбный сезон.

– Только один вопрос, – сказал Л., когда мы вышли из бара и торопливо направились в сторону нашего отеля, – почему они звали вас Певиньо?

– Да не ПЕвиньо, а ПИвиньо. Уменьшительное от “пиво”, – помрачнел Доктор К. – Ошибка внедренца-новичка. Просто я, видите ли, в первый день заскучал по Праге. Ну и попытался пива заказать, не прибегая к английскому, надеялся, что все-таки слово интернациональное, меня даже в Японии понимали, когда я пива просил. – Доктор К. помолчал и раздраженно пнул попавшийся на дороге камень. – Ни фига. Они решили, что меня так зовут.

Дальнейшее наше путешествие проходило весело, но вполне обычно: мы вели себя как образцовые туристы, перемещавшиеся по Рио исключительно на автобусе и такси (надо сказать, что город удивительно не приспособлен для пеших прогулок, за исключением пляжной зоны), мы много и изумленно тыкали пальцами в разные стороны, дергая друг друга за рукав и приговаривая “смотрите, смотрите”, мы фотографировали, сбегали с конференции на пляж и в Королевскую библиотеку.

Мы построили с Солнечным Л. роскошный замок на песке Копакабаны, ухлопав на это полтора часа. Доктор К. давал советы и всячески нас подбадривал, мы даже заняли у соседствовавшей с нами малышни ведерко и лопатку – у вежливых бразильских детей не повернулся язык отказать трем странным иностранцам, которые сначала как сумасшедшие носились по пляжу, а потом с наслаждением таскали мокрый песок, подравнивали стены, насыпали башенки и ссорились по поводу того, что одна ракушка не подходит по цвету к другой. Построили, посмотрели, разбежались и прыгнули в самую середину. От замка не осталось и следа, его руины под смех и крики смыла волна. Малолетние владельцы занятых нами ведра и лопатки наблюдали за нашими эволюциями с недоумением и явным огорчением. Прелесть и гадость быть взрослым в том, что все превращается в аллегорию. Доктор К., тоже наблюдавший за нами, сказал:

– А вы умнеете, друзья.

– Жалко, правда? – сказал Солнечный Л., имея в виду вовсе не замок.

А потом мы сбежали на гору Корковадо – ту самую, с которой Христос-Искупитель, раскинув руки, смотрит на Рио. Кстати, эту статую возвели не по инициативе властей, а по просьбе горожан, которые не только попросили, но и денег собрали сколько надо, поставив условие: Иисуса должно быть видно из любой точки города.

Страждущих посмотреть на статую вблизи привозят к ней на трамвайчике. Он медленно всползает по очень крутому склону горы, которая, находясь буквально в центре города, представляет собой изрядный кусок практически не тронутых человеком джунглей, медленно выдавливающих и изгоняющих немногочисленных смельчаков, отваживающихся жить под сенью высоченных деревьев со столь густыми кронами, что даже в солнечный день свет почти не проникает в окна. Очень странно видеть скелеты двух-трехэтажных домов, оставленных обитателями (временами, кстати, весьма и весьма красивых), оплетаемые и поглощаемые зеленым буйством тропической растительности. К джунглям прилагаются виды города с изрядной высоты и веселые музыканты, развлекающие пассажиров зажигательными бразильскими мотивами по дороге туда и обратно, да так, что ноги не выдерживают и сами пускаются в пляс. Ну ладно когда с сидения вдруг срывается хрупкая французская нимфетка и начинает в проходе выписывать самбаподобные кульбиты, но когда то же самое проделывает большая американская семья в полном составе… В общем, нелегко пришлось нашему поскрипывавшему и колыхавшемуся в разные стороны транспортному средству. Но прибыли мы без потерь.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Нора, или Гори, Осло, гори

Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Дела человеческие

Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.