Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - [40]

Шрифт
Интервал

Блюдо же стало гордостью сувенирной коллекции Солнечного Л. Но в данный момент главным было то, что материалом для блюда послужило самое твердое дерево в мире – бальса, а потому безобидный столовый предмет мог легко превратиться в оружие пусть невысокой дальности поражения, но зато изрядной силы, особенно в руках Л.

– Л., ну кто нас станет обижать? – увещевала я Л., правда, не без дрожи в голосе. – Никому не нужны международные проблемы, они увидят, что мы обыкновенные туристы, и нас не тронут.

– Да? А ты видела там хоть раз обыкновенных туристов, в этом заведении?! Это ж для местных! Понятно же, что если нормальный европейский человек не выпадает оттуда сразу, значит, он там не просто так, а если не просто так, то почему бы не попытаться вышибить из него правду? По-португальски-то мы не говорим. Но они-то решат, что притворяемся! – и глаза Солнечного Л. затуманивались. Похоже, насмотревшись вечерами по кабельному телевидению старых американских боевиков, он уже представлял себя Антонио Бандерасом, которому с минуты на минуту придется очутиться в толпе недружелюбно настроенных подонков. С деревянным блюдом наперевес.

– А тебе не кажется, что от блюда они насторожатся еще больше?

– Нет, не кажется, – наш ДНК-завлаб был непреклонен. – Во-первых, это поддержит легенду о том, что мы все-таки туристы, какие еще идиоты будут таскать с собой такую бандуру?

– За что люблю тебя, Л., так это за адекватную оценку нас обоих. А во-вторых?

– А во-вторых, если даже нам и не поверят, то с блюдом мне это как-то чуть больше все равно, чем было бы без него. И в-третьих, оно все равно не поместилось в чемодан, – выложил последний аргумент Л., и крыть мне было нечем.

Меж тем мы уже подошли к дверям одиозного заведения и стояли плечом к плечу посреди пыльной пустынной улицы, готовые в любую минуту либо ворваться внутрь, либо рвануть прочь – по обстоятельствам.

– Жаль, что блюдо не стреляет. Давай ты ногой вышибешь дверь, а я по-русски завоплю: “Всем лежать лицом в салат!” Может, они решат, что мы русская мафия, и разбегутся? – нервно хихикнула я.

– Шутки у тебя. И потом, это в Чехии русской мафии боятся, а тут другой континент, понимать надо, – Солнечный Л. с упреком покосился на меня и в который раз судорожно перехватил блюдо поудобнее, потому что если и был у этой посудины недостаток, то он заключался в том, что, гладко отполированное, да еще для верности натертое чем-то вроде воска, оно было ужасно скользким. – Если что, беги до отеля.

– И у кого из нас шутки? – сдавленным шепотом поинтересовалась я.

Так мы и вошли, точнее, осторожно просочились в дверь – сначала Л. с блюдом под мышкой, потом я. Кабак был полон, как и всегда в это сумеречное время суток. Над баром клокотал старый телевизор, чей экран был закопчен так, что различить цвет формы игроков, метавшихся по футбольному полю, было невозможно. А может, это была не копоть, просто агрегат был черно-белым. Впрочем, для зрителей проблемы дифференциации игроков не существовало, с десяток бразильцев, стоя под экраном, вопили в десяток луженых глоток и, кажется, действительно понимали, что там к чему, а некоторые даже тыкали в отдельных игроков пальцами и очень темпераментно объясняли остальным какие-то игровые тонкости.

За барной стойкой орудовал дядечка невероятных размеров с закатанными рукавами и лицом заслуженного мясника. Когда он наливал очередную текилу, стакан для напитка целиком пропадал в огромной ручище, и до любой бутылки, которыми был уставлен стеллаж за его спиной, гигант-бармен дотягивался, не оборачиваясь, ровно с того места, где стоял. Все столики были заняты, и если бы у меня спросили в тот момент: “А что, Сашик, доводилось ли тебе когда-нибудь видеть такое количество подозрительных и опасных личностей одновременно, да еще в непосредственной близости от твоего носа?” – я, не покривив ни единым мускулом лица и не дрогнув душой, ответила бы: “Нет, не доводилось. Даже если считать фильмы с Антонио Бандерасом”.

Воздух в этой забегаловке можно было резать ножом, да и то обычный перочинный здесь не годился: с жирной смесью перегара, копоти, сигарного дыма и запаха долго и много работавших людей мог справиться разве что мачете первых покорителей бразильских джунглей. И тут я с благодарностью и тихой печалью вспомнила московский клуб “ОГИ”, научивший меня не только выживать, но и пить кофе, вести светские беседы и даже разгадывать кроссворды из “Науки и жизни” в подобных условиях. Впрочем, вряд ли здесь нашлась бы “Наука и жизнь”.

Высокое собрание смачно и звучно ело из громадных тарелок что-то невообразимого бурого цвета (кто ж знал, что так выглядит настоящая паэлья, когда для ее изготовления не экономят морепродукты), надиралось текилой, спорило, играло в раздолбанный настольный футбол, гоняло какую-то необычайно сентиментальную песню со старинного мьюзик-бокса, который выдавал приблизительно столько же чихов и покашливаний, сколько и нот. В углу о чем-то спорили и играли в подобие нард, в другом углу, кажется, играли в ножичек – или как там называется игра, демонстрирующая ловкость обращения с холодным оружием, которое со страшной скоростью втыкается в столешницу между растопыренными пальцами ладони. Словом, если вы видели фильмы про Дикий Запад, вы приблизительно представляете, о чем речь. Только нам все это свалилось на голову не в кино, а в самой что ни на есть действительности. Некоторое время мы стояли неподвижно, адаптируясь к полутьме, запаху и звуку. А потом у Л. из-под мышки выпало блюдо…


Рекомендуем почитать
Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.