Укрощенная любовью - [105]

Не выпуская Беренис из крепких объятий, словно боясь, что это ослепительное сияние солнечного света в воде может встать между ними, Себастьян понес ее на берег. Там он на мгновение отпустил ее, расстелил свой плащ под огромным деревом и притянул ее к себе. Кожа его была прохладной, и вода тонкими струйками стекала с волос. Она вдыхала свежий, чистый запах его тела и слабый аромат вина.

Солнце согрело и высушило ее кожу, и Беренис с наслаждением вытянулась, мурлыкая, словно кошка, когда его руки и губы двигались по ее лицу и телу и словно приходили в восторг от ощущения ее атласной кожи. Еще ни разу они не испытывали вместе такого блаженства. Причиной тому, быть может, была радость свободы обнаженных тел, подобная чувствам двух первобытных людей в лесу, где солнце ласкало их кожу, мягкий ветерок шелестел листвой и слышалось тихое журчание воды. Быть может, так происходило потому, что они были, наконец, одни, и ничто не напоминало им о прошлом.

Какова бы ни была причина, в этот раз волна любви вынесла их на совершенно иную вершину близости, сорвав все покровы. Теперь они познавали друг друга, уже больше не будучи чужими, сливаясь в единое целое, и оба начинали верить, что их единение уходит корнями во что-то более прекрасное и долговечное, чем простая потребность плоти. Беренис никогда прежде не ощущала такой жажды слиться с ним. Себастьян не мог думать ни о чем, кроме счастья ее нежной покорности и блаженства ее губ.

«Я люблю его, – думала она. – Зачем бороться с этим?» С каждой его лаской ее все глубже затягивал водоворот желания, и она встречала его страсть, больше не играя пассивную роль. Смело и несдержанно ловила она своими губами движения его рта, скользила кончиками пальцев по его спине, спускаясь к бедрам, счастливо возбужденная тем, как это мускулистое тело вздрагивает от ее прикосновений.

Себастьян раздвинул коленом ее бедра, и она застонала от удовольствия, когда он скользнул в нее. Вскоре Беренис уже не ощущала ничего, кроме его движений в ней, его рук, охватывающих ее бедра, поднимая их навстречу каждому своему толчку, унося ее в мир сказочного блаженства тела, души и разума.

Время потеряло значение. Возможно, прошли мгновения, а возможно и часы – она не знала, и ей это было безразлично. Наконец, когда они тихо лежали в сладкой истоме отхлынувшей страсти, Себастьян пошевелился и с нежной улыбкой сказал:

– Mon amour, твои чары заставляют меня забывать о моих обязанностях. Но мы должны немедленно отправляться, если хотим попасть в Бакхорн-Хаус до захода солнца.

Он поднялся, быстрыми, рассчитанными движениями натянул бриджи, рубашку и просунул руки в рукава куртки. Следуя его примеру, Беренис тоже оделась, хотя и неохотно. Если бы можно было продлить эти чудесные мгновения их телесной и духовной близости…

Они уже были почти готовы отправиться в путь, когда какой-то едва различимый звук заставил Себастьяна резко обернуться и сжать кулаки в инстинктивной готовности отразить нападение. Беренис ошеломленно застыла, когда раскрашенный, в перьях, молодой индеец выскочил из-за деревьев. Его темное лицо исказила злоба, а синевато-багровый шрам, пересекающий щеку, придавал ему еще более свирепое выражение. Его голова была украшена алыми перьями, а из-за пояса свисали огненно-рыжие кудри белой женщины, которую он скальпировал, за что и получил свое имя. Все произошло с ужасающей быстротой. Рука воина взметнулась, томагавк просвистел в воздухе, и Себастьян испустил проклятье, когда лезвие разрезало рукав куртки, пригвоздив его левую руку к сосне за спиной. Индеец прыгнул. Себастьян рывком освободил руку, и кровь растеклась по рукаву, когда он встретил его удар. Он ударил индейца по ногам и свалил его на землю.

Они катались, сцепившись в яростной схватке, по траве, быстрые, словно сражающиеся змеи. Себастьян оказался придавленным к земле, но его стальные пальцы нашли горло индейца и стали сжимать с неумолимой силой. Отчаянными усилиями воин пытался освободиться от этой мертвой хватки, извиваясь и пытаясь приподняться. Беренис опомнилась, схватила ружье Себастьяна с луки седла и направила ствол в лицо индейца. Он сразу же прекратил сопротивляться, и Себастьян тоже поднялся и сел рядом с ним на колени.

– Медный Волос! – крикнул он, тяжело дыша, все еще не отпуская его горло. – Кто тебя послал убить меня?

– Модифорд! – выдохнул Медный Волос, не сводя глаз с ружья.

Себастьян расслабился, поднялся на ноги и, не отрывая взгляда от воина, взял оружие из рук Беренис.

– Я так и думал! Следовало бы убить тебя, но я не сделаю этого ради твоего отца – моего старого друга Зоркого Сокола. Но беги быстро, пока я не передумал!

Медный Волос поднялся на ноги. С выражением, полным неприкрытой ненависти, он исчез в лесу так же быстро и бесшумно, как и появился. Беренис рывком повернулась к Себастьяну, выхватила свой носовой платок и попыталась остановить струю крови, вытекающей через разрез в куртке.

– О, любовь моя! – воскликнула она. – Благодарение Богу, что на тебе была надета эта куртка! Она спасла тебя от более глубокой раны.

– Именно поэтому мы предпочитаем кожу, – ответил он, скривившись от боли, – а не только для того, чтобы покрасоваться, как Грег, должно быть, внушал тебе. – Его глаза сверкнули гордостью. – Ты вела себя очень храбро, cherie! Никогда бы не подумал, что ты способна на такое. Становишься настоящей американкой, да?