Укрощенная любовью - [104]

– Прекрасно, девочка! Красивая девочка! Хорошая, умная девочка!

Себастьян ехал рядом.

– Поздравляю, – сказал он, тяжело дыша и вытирая пот со лба. – Я думал, Дэмиан преувеличивал, когда говорил, что ты была настоящей амазонкой, но признаю: я был неправ, – он замолчал и задержал на ней взгляд немного дольше, чем необходимо. – Твоя шляпа слетела, но это не беда. Без нее даже красивее…

Розовая от жары и его похвалы, она спешилась, все еще ласково похлопывая кобылу, которая восстанавливала дыхание. Горячий воздух из ее ноздрей обдувал кожу Беренис; влажная морда лошади прижалась к ее плечу.

– Прекрасное животное, – сказала Беренис, взглянув на нее, затем отвела глаза. – Нам нужно найти воду, чтобы напоить их. Они оба хорошо потрудились.

– Да. Ну а это Прекрасное животное зовут Сэнди. – Он вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. Затем достал из куртки кошелек и вручил его Беренис. – Это мой подарок тебе. Она твоя. И это тоже твое. Двадцать пять фунтов, полагаю.

Себастьян намеренно выбрал местом финиша эти деревья, зная, что поблизости есть вода. Пришло время отдыха, и Беренис достала еду, которую положила в дорожный мешок: маисовые лепешки, фрукты, холодных цыплят и батат, а также фляжку рома и сок лайма[33] для него и бутылку вина для себя. После того, как они поели, Себастьян лег на спину, заложив руки за голову и глядя на качающиеся верхушки деревьев.

– А позже, m'amie, ты воочию сможешь убедиться, не разучился ли я управляться с ружьем, – сказал он, глядя на нее с каким-то ленивым удовольствием. – Может быть, у тебя появится желание поучиться обращению с огнестрельным оружием?

– А ты думаешь, я не умею? – она дерзко вскинула голову.

– Умеешь? – Его брови приподнялись, а губы недоверчиво изогнулись.

– Милостивый государь, мой отец, маркиз, постоянно охотится в своем поместье на фазанов, куропаток. Как только я научилась ходить, мне разрешили держать в руках ружье сколько заблагорассудится. Лесник был мне ближе, чем нянька.

– Вопрос исчерпан, – буркнул он, взял ружье и исчез в лесу.

К полудню он подстрелил двух оленей и был очень удивлен, обнаружив, что она уже знает, как сдирать с них шкуру и разделывать их. Беренис наблюдала за уверенными движениями Себастьяна, слушала и училась так же, как она делала это в имении отца, и доброе, теплое чувство росло в ней с каждой минутой. Здесь, среди этой щедрой дикой природы, казалось, что они – единственные мужчина и женщина, живущие на земле, и это наполняло ее радостью.

Закончив работу, они сели у глубокого озера, затененного деревьями, и Себастьян, объявив о том, что собирается поплавать, безо всякого стеснения сбросил с себя одежду.

Беренис поспешила отвести глаза, но желание посмотреть становилось непреодолимым. Повернувшись к нему, она залюбовалась его движениями, ибо, несмотря на высокий рост и мощное телосложение, в нем была мягкая грация пумы. Солнце блестело на его тяжелых веках, гордом изгибе носа, чувственных губах. Он стоял, наслаждаясь солнечным теплом, и его обнаженное тело было великолепным. Беренис не могла сдержать восхищения при виде его широкой груди и плеч, его узкой талии, твердых мускулов его рук, поросших мягкими, черными волосками, мощных и длинных ног.

Обнаженный, он выглядел еще более властным. Эта зрелая мужественность его тела пугала и возбуждала Беренис, и пульс ее участился. Он поймал ее пристальный взгляд и усмехнулся, сверкнув белыми зубами. Она стала пунцовой от смущения и опустила голову так, что волосы упали на лицо.

– Ты идешь? – спросил он, и когда Беренис еще раз взглянула на него, улыбка исчезла с его лица. Она испугалась, увидев страсть, сверкающую в его изумрудных глазах.

Она кивнула и с бешено колотящимся сердцем повернулась к нему спиной, потом, невероятно смущенная, сняла с себя одежду. Она с облегчением вздохнула, услышав всплеск, когда он нырнул, и торопливо спустилась с берега, слегка вскрикнув, когда ледяная вода коснулась ее кожи. В несколько длинных, ленивых взмахов он подплыл к ней, отбросив назад мокрые волосы, и на время они забыли о постоянных спорах и столкновениях и, счастливые, словно дети, гонялись друг за другом, плескались и смеялись. Потом Беренис потеряла его из виду, когда Себастьян глубоко нырнул, и испуганно вскрикнула, почувствовав на себе его руки, а потом увидела и его самого.

Смех замер у нее на губах, когда она заглянула в его глаза. Руки его становились все настойчивее, и она ощущала рядом это твердое, влажное тело, его грудь и плечи, покрытые искрящимися на солнце каплями. Не в силах больше сдержаться, Себастьян сильно и страстно прижал ее к себе, и его губы сомкнулись на ее губах – холодные, как лед, и в то же время горячие.

Тело Беренис обмякло, и она покорно откинула голову, когда его рот исследовал ее лицо, подбородок, скользя по благоухающей, влажной коже вниз, к ее шее и груди. Она испытывала совершенное наслаждение и чувство опустошения, когда его рот снова нашел ее губы. Он словно вбирал ее душу – так, что она становилась частью его, сливаясь с его душой в этих поцелуях. Ее приоткрытые губы улыбались, глаза были закрыты. Одна рука обвилась вокруг его шеи, другой Беренис обхватила его за пояс. Она казалась себе необыкновенно маленькой, хрупкой и баззащитной перед этой настойчивостью, чувствуя его частое дыхание и дрожащие руки на своем теле.