Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [80]

Мы отлично знаем, что, проповедуя литераторам любовь к богатству, мы ломимся в открытую дверь; поэтому спешим заметить, что обращаемся мы не к опытным практикам литературного дела, а к юным новичкам, которым ложные идеи, усвоенные на школьной скамье, не дают высвободиться из пелен. Пусть эти юнцы изучат наш кодекс, и им станет ясно, что литература – почтенное ремесло, ремесло, которое позволяет не просто жить, но жить безбедно, и которому можно научиться, как и любому другому ремеслу в сфере промышленности (Raisson 1829: III–IV, VI–VIII, IX–Х).

В первой главе «Слова к читателю» Рессон продолжает развивать те же идеи, причем подчеркивает, что его книга не имеет ничего общего с обсуждением вопросов чисто литературных:

Не подумайте, почтенные читатели, что мы располагаем с помощью наших наставлений сообщить гений или даже талант литераторам, не получившим этих счастливых даров от природы. Мы не намерены даже касаться вопросов искусства и определять, какими дорогами хороший вкус предписывает следовать и каких опасностей велит избегать. Мы не станем ничего говорить ни о классиках, ни о романтиках. Мы не станем собирать воедино правила Аристотеля, Лонгина или еще каких-нибудь риторов, чтобы указать, кого из них надобно почитать, а кого – презирать (Ibid.: 11–12).

Вместо храма Парнаса, резюмирует Рессон, мы проложим дорогу в храм Фортуны.

Далее автор «Кодекса» (совершенно по той же модели, что и через полвека после него Золя) предпринимает экскурс в прошлое и подчеркивает коренное отличие литературы ушедших веков от современной: вплоть до Великой французской революции литераторы жили подаянием или наградами от меценатов, хотя в принципе книгопечатание даровало им возможность сделаться независимыми фабрикантами:

Мы не хотим сказать, что литераторы и по сей день не получают места, пенсии и награды, посвящая свои сочинения духовникам или любовницам короля, министрам, супрефектам или биржевым игрокам; но эти приятные плоды посвящений нынче представляют собой лишь дополнения к доходу наших авторов, тогда как до изобретения книгопечатания они составляли весь их доход целиком. <…>

Французская революция, среди прочих своих многочисленных благодеяний, вселила во все классы общества потребность в чтении, которая поставила торговлю книгами выше всех прочих отраслей торговли и снабдила постоянными клиентами все роды литературы. Предложение здесь столь обширно и разнообразно, что сбыть свой товар при известной опытности может даже посредственность (Ibid.: 15–17).

Правда, в галерее сатирических портретов Рессона есть и такие персонажи, которые практикуют архаические формы зарабатывания литературой. Их Рессон описывает без всякого сочувствия. Например, главу «Лауреат» он начинает с признания, что «хотя в девятнадцатом веке почти все литераторы имеют дело только с книгопродавцем и публикой, находятся еще и сейчас такие, которые, не надеясь разбогатеть на продаже своих творений, предпочитают, как в добрые старые времена абсолютной монархии, основывать свое благосостояние на дарах государей и подарках вельмож» (Ibid.: 56)[347]. А для этого недостаточно просто кропать скверные вирши, необходимо вращаться в нужных кругах и скрывать там свои истинные убеждения. Эту ситуацию Рессон демонстрирует на примере персонажа по имени Сент-Джеймс. В дружеских беседах этот автор щеголяет знанием Шиллера, Шекспира и Гёте (все трое – кумиры романтиков), а своих покровителей академиков именует исключительно «эти старые болваны», но на публике не появляется без Буало под мышкой и Лагарпа в кармане (эти двое – законодатели-классики). Так же действуют Писатель-монархист и Писатель-либерал; разница лишь в том, что один пресмыкается перед покровителями-монархистами, а другой ищет покровительства либералов. Причем оба одинаково беспринципны и остаются в том или ином лагере по чистой случайности, только из карьеризма. Так, молодой человек, в прошлом исповедовавший либеральные убеждения, но понявший, что они на плохом счету у властей, и потому записавшийся в богомольное Общество душеполезной словесности, в ответ на недоуменные расспросы старого приятеля признается: «Лишь только я получу возможность делать карьеру, объявив себя либералом, я немедленно расстанусь с этими людьми [членами Общества]; им будет стыдно оттого, что они так легко обманулись на мой счет» (Ibid.: 120).

Однако главная тема книги – не старые, а новые формы литературной деятельности. Рессон ведет разговор о «торговой литературе»; он ставит перед собой цель рассмотреть литературную деятельность «как ремесло, а не как искусство, как средство преуспеть, а не как средство прославиться» (Ibid.: 17):

Мы рассмотрим поочередно различные виды прибыльных литературных занятий; мы исследуем предоставляемые ими возможности добиться успеха и способы их усовершенствования; в особенности же большую услугу мы располагаем оказать сословию столь же почтенному, сколь и многочисленному, вот каким образом – мы подсчитаем выручку и укажем, как ее увеличить (Ibid.: 17–18).

Рессон выполняет свои обещания и дает тем, кто хочет зарабатывать на жизнь литературой, конкретные рекомендации. Таковы, например, указания для водевилистов: