Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [58]

Говоря об «исполнении», мы отсылаем к работам Ирвинга Гофмана, на протяжении десятилетий изучавшего демонстративные аспекты социальных взаимодействий. В его классическом труде «Представление себя другим в повседневной жизни» вводится понятие идеализации – подчеркивания черт собственного «типа» (с точки зрения гендера, имущественного статуса, профессии и т. п.) в соответствии с устоявшимися в обществе взглядами и устранения не относящихся к этому элементов «личного переднего плана» (внешности, речи, поведения). В частности, Гофман приводит примеры идеализированного исполнения женственности американскими студентками, изображавшими невежество, чтобы польстить самолюбию своих молодых людей. «Благодаря всем этим приемам доказывается „естественное превосходство“ мужчины и подтверждается привычная роль женщины как представительницы слабого пола», – заключает социолог[234].

Если в «Представлении себя другим» речь идет о возможности усилить, амплифицировать собственную женственность, «очистив» ее от не соответствующих социальным ожиданиям характеристик, то в позднейшей работе «Анализ фреймов» Гофман предпринимает еще более радикальную деконструкцию представлений о гендере. Цитируя предисловие Ж.-П. Сартра к «Служанкам» Ж. Жене, где речь идет о желании последнего «денатурализовать» женственность, доверив исполнение женских ролей мальчикам, Гофман указывает на имплицитную убежденность Сартра в существовании женственности как естественной (вероятно – биологической) характеристики, которая позволяет актрисе «автоматически» совпадать со сценическим образом по крайней мере в этом его измерении. В противовес этому Гофман стремится показать условность и социальную сконструированность представлений о женственности, которая в любом случае выступает своеобразным амплуа, вне зависимости от того, кто его разыгрывает. Гофман пишет: «Конечно, женоподобное поведение на сцене или в частной жизни имеет какой-то социально определенный рисунок, не более „натуральный“ и неизбежный, чем профессиональная роль служанки»[235].

Эта мысль близка к известному тезису Джоан Ривьер о «маскараде женственности», широко использующемуся в современных исследованиях моды и идентичности, где акцентируется перформативный характер гендера. Исследуя подчеркнуто женственную публичную самопрезентацию своих профессионально успешных, но внутренне неуверенных пациенток, Ривьер заключала: «Таким образом, женственность можно присваивать и носить, подобно маске – как для того, чтобы скрыть обладание мужскими атрибутами, так и для того, чтобы избежать наказания, которое, предположительно, последовало бы, если бы эти атрибуты были обнаружены у женщины; так вор выворачивает карманы и требует, чтобы его обыскали, убеждая тем самым, что у него нет украденных вещей. На этом этапе читатель может задаться вопросом, как я определяю женственность и где провожу границу между подлинной женственностью и „маскарадом“. Однако я вовсе не пытаюсь сказать, что между ними есть какое-либо различие: сущностная и поверхностная женственность – одно и то же»[236].

Руководства по позированию в силу своей жанровой специфики представляют женственность как «маску», набор поз, которые может освоить каждый. Однако их авторы отнюдь не стремятся дестабилизировать гендерные нормы, а, напротив, консервируют сложившиеся стереотипы, описывая клишированные, сексуализированные позы как способ выразить женскую природу модели, ее подлинное «я». Далее мы рассмотрим встречающиеся в подобных текстах рассуждения о ситуации фотографирования, которая, с одной стороны, осмысляется как импровизированная сцена, где разворачивается театрализованное, приукрашенное «представление себя другим», а с другой, как момент истины, обнаруживающий внутреннюю суть человека.

«Где моя красная ковровая дорожка?»: фотография как «преодоление» повседневности

Во многих руководствах по позированию подразумевается, что ситуация фотосъемки – это особенное событие. При этом речь не идет о фотографировании по случаю, скажем, какого-то праздника; само нахождение перед объективом маркирует момент как исключительный, «изъятый» из повседневности и противопоставляемый ей.

В блоге фотографа Меган ди Пьеро[237] подобный контраст между фотографической «сказкой» и серой реальностью выражен наиболее ярко: первая же пара фотографий, иллюстрирующая правильный и неправильный подходы к фотографированию, документирует чудесное превращение автора (которая в данном случае выступает моделью) из усталой Золушки в прекрасную принцессу при помощи макияжа, лака для волос и украшений. Фотографии подписаны «повседневная я» и «гламурная я». Примечательно, что одежда никак не участвует в этой трансформации: оба снимка представляют собой портретные фотографии крупным планом, на которых виднеется ворот одного и того же нейтрального черного топа. Публикации, посвященные подбору наиболее выигрышного гардероба для фотографирования, также существуют в большом количестве как отдельный жанр, к тому же некоторые руководства по позированию включают в себя рекомендации относительно того, как лучше одеться. Однако в данном случае нас в первую очередь интересует феномен «парадного» тела и лица, способного изменить определение ситуации независимо от одежды.