Укрощение леди Лоринды - [35]

Стараясь выбирать для Айше дорогу полегче, Лоринда повторяла снова и снова:

— Прости меня! О моя дорогая… мне так жаль! И ей почему-то казалось, что лошадь все понимает. Прошло уже более четырех часов, когда Лоринда наконец заметила в отдалении стены замка.

Она боялась, что по дороге им встретится грум, который наверняка все еще разыскивает ее. Однако, пытаясь ускользнуть от него, девушка сворачивала то в одну сторону, то в другую, и ему легко было потерять из вида направление, в котором она ускакала. Лоринда знала: им потребуется еще по крайней мере час, чтобы добраться до замка. К. этому времени она уже сильно устала, и ей становилось все труднее идти пешком в ботинках для верховой езды.

Ей не оставалось ничего другого, как только брести вперед, подбадривая хромавшую лошадь и сознавая, что чем скорее Айше окажется снова у себя в стойле, в надежных руках старшего грума, тем лучше.

Только к полудню они добрались до подъездной аллеи, ведущей к замку. Должно быть, грумы, разыскивавшие их, заметили Лоринду и Айше еще издали, так как бросились навстречу, когда те были еще на полпути к дому. По их глазам Лоринда догадалась, что сопровождавший ее грум уже вернулся в замок с подробным отчетом о ее поведении.

— Айше не только хромает, — обратилась она к старшему груму, — ей нужно как можно скорее поставить припарки на бок.

Лоринда не стала ждать ответа, чтобы не видеть выражения ужаса и осуждения в его глазах, а направилась к дому, предоставив кобылу заботам конюхов, и, едва войдя, сразу же поднялась к себе наверх.

Горничная помогла ей снять амазонку и стянула с нее сапоги для верховой езды с высокими голенищами, грязными от ходьбы, с кровью на шпорах.

На юбке амазонки также были заметны пятна крови, и Лоринда отвела от них глаза.

— Оставьте все как есть, — обратилась она к горничной. — Вы можете прибраться позже, а сейчас я хочу немного побыть одна.

— Как прикажете, миледи.

Горничная поставила сапоги под туалетный столик, а хлыст, шляпу и перчатки положила на кресло.

Лоринда надела тонкий пеньюар, опустилась на кушетку рядом с окнами и растянулась на мягких подушках. Горничная накрыла ее легким атласным покрывалом, обшитым кружевами, и вышла из комнаты. Лоринда зажмурила глаза.

Ей было стыдно за свое поведение и проявленное ею полное отсутствие самообладания.

Как она могла причинить вред Айше и навлечь на нее такое жестокое наказание, когда единственным существом на свете, которого ей хотелось ранить, был муж?

Ее терзали угрызения совести, и девушка чувствовала себя крайне подавленной. Как она могла опуститься до такой дикости?

Должно быть, она пролежала около часа и уже почти совсем было погрузилась в сон, когда дверь внезапно распахнулась и в комнату без стука и без каких-либо предупреждений вошел Дурстан Хейл. Он впервые заглянул к ней в спальню, и Лоринда была так удивлена, увидев его, что села на кушетке. Едва она подняла на него глаза, как ей вдруг показалось, что сердце у нее в груди замерло. Еще никогда в жизни ей не приходилось видеть мужчину таким разгневанным. Его лицо было искажено яростью, и, хотя она всегда считала его человеком холодным и суровым, теперь весь его облик так преобразился, что он казался способным на любое насилие. Это был сам дьявол во плоти! Дурстан Хейл сделал еще несколько шагов в ее сторону и сказал:

— Я только что видел Айше. Чем вы объясните ваш варварский поступок?

Хотя он и не повышал голоса, тон его был таким, что Лоринда инстинктивно вскочила на ноги.

Девушка уже хотела было извиниться перед ним за то, что причинила боль лошади, хотя и полагала, что Дурстан Хейл сам довел ее до этого. Но теперь ее ненависть к нему вспыхнула с прежней силой, и снова, как в тот раз, когда она галопом ускакала от грума, ей казалось, что она должна любой ценой избежать рабского подчинения.

Он подошел еще ближе. Гнев в глазах придавал его лицу выражение, какого она до сих пор никогда у него не замечала. С трудом верилось, что перед ней тот самый человек, за которого она вышла замуж.

— Я знал, что вы совершенно равнодушны к чувствам других людей, — промолвил он, — а кроме того, капризны, своенравны и бессердечны, как никакая другая женщина на свете. Но я даже предположить не мог, что вы способны на такую жестокость, какую вы проявили по отношению к одной из моих самых любимых лошадей!

Он сделал паузу и затем произнес медленно и зловеще:

— Учитывая все это, простая справедливость требует, чтобы и с вами обошлись точно таким же образом!

Сначала Лоринда не поняла его. Затем она увидела, что Дурстан Хейл взял со стула ее собственный хлыст для верховой езды, которым она, совершенно обезумев, подгоняла Айше.

На какой-то миг у нее промелькнула мысль, что такого с ней произойти не может и что все это не более чем игра ее воображения. Стремительным движением, заставившим ее вскрикнуть от ужаса, Дурстан Хейл перевернул ее и швырнул на кушетку.

Лицо ее опустилось на атласные подушки, и когда она повернула голову, чтобы передохнуть, то почувствовала на спине удар хлыста.

Острая боль прожгла все ее тело, проникнув до самого мозга. Он три раза ударил ее и, когда ей уже казалось, что она не в силах больше вынести эту муку, отбросил хлыст и схватил ее за руку.