Украсть Ленина - [30]

Шрифт
Интервал

«Хрен с ними, с партией и правительством, — уверенно отвечал капитан. — Твой объект — вот эта площадь, за нее и докладывай. А за партию и правительство пущай другие докладывают.»

Тем временем Ми-26 уже завис над площадью. Остановившимися глазами постовой Кромешный следил за тем, как мощная машина тяжело приземляется в тридцати метрах от него. Вихрь, поднятый лопастями, сорвал с головы постового милицейскую фуражку, бросил на асфальт, покатил к цветам и венкам, нагроможденным у входа в Мавзолей. Егор Петрович бросился следом. Пока он догонял фуражку, пока вызволял ее, запутавшуюся в красно-черных траурных лентах, гул вертолета изменился, помягчел, как будто невидимый хозяин прикрикнул на бешено рычащего зверя — «лежать!..» и тот неохотно улегся, продолжая, впрочем, утробно ворчать на весь окружающий мир. Кромешный выпрямился и оглянулся.

Дверь вертолета уже была открыта; по короткому трапу на площадь горохом ссыпалась горсть одинаковых крепышей в черных доброкачественных костюмах. «Время докладывать…» — подумал постовой Кромешный, потянулся к переговорнику, да так и замер, подрагивая, словно прикидывая, продолжать ли задуманное движение руки или лучше использовать ее для чего-то другого, например, для крестного знамения. Прямо на него, раскрывая объятия, шел Вовка Вознесенский собственной персоной, в форме полковника и с початой бутылкой в руках. Вовку сильно шатало, причем, видимо, не от вертолетного вихря.

— Петрович! — заорал он, перекрикивая рев машины. — Сколько лет, сколько зим! Выпей, брат!

Вовка сунул ему под нос бутылку.

«Коньяк… — определил Кромешный. — Как тогда… Двадцать лет. Я ждал этого момента почти двадцать лет.»

Он ухватил Вовку за рукав полковничьего плаща и потащил подальше от вертолета, в закуток, где можно было бы, если не поговорить, то хотя бы перекинуться парой слов. В радиусе ста метров такой закуток был только в предбаннике Мавзолея. Егор Петрович почти бежал; не хватало только, чтобы Вовка заупрямился… но старый приятель следовал за ним с поразительной готовностью. Крепыши быстро семенили следом.

— Смотри-ка, открыто… — удивился Вовка, когда Кромешный открыл дверь и втолкнул его в предбанник. Здесь было тихо и пахло ладаном, как в церкви.

— А зачем запирать? — поспешно объяснил Егор Петрович. — Постоянный пост. Да и красть тут нечего. Владимир Ильич, ответь мне, будь ласков, Христом-богом прошу. Дай помереть спокойно…

Крепыши почему-то не остались снаружи, а целеустремленно проследовали внутрь предбанника, а потом и дальше, во главное спецпомещение.

— Куда это они?

— Не бери в голову, — отмахнулся Вовка. — Выпей со мной, брат. Как когда-то. Давай! За нашу Советскую Родину! За Владимира Ильича!

— Не могу я. При исполнении, — тихо ответил Кромешный, с трудом удерживаясь от того, чтобы не ущипнуть себя — не спит ли.

— Не бзди, Петрович! — заорал Вовка. — Я ж тебе не самогон предлагаю, а коньяк…

— Я помню. КВВК?

— Какой КВВК?! Французский! Настоящий Наполеон!

— Вова, скажи…

— Вот выпьешь, скажу! — произнес Вовка, упрямо набычиваясь.

В груди у Кромешного что-то екнуло. Он взял бутылку и опрокинул ее горлышком в горло. Кадык его слегка двигался, будто Наполеон делал постовому искусственное дыхание.

— Здорово! — восхитился Вовка. — Не потерял форму.

— Кто меня тогда… — тихо спросил Кромешный, кладя руки на Вовкины плечи. — Ты или Санька?

Из внутреннего помещения послышался громкий треск.

— Санька, — кивнул полковник. — На следствии-то мы оба кололись, тут, сам понимаешь, выбора не было. А корреспондентам он, подлец, слил. Большие бабки оторвал. По тем временам, целое состояние.

Мимо снова проследовали крепыши, на этот раз — на выход. Двое из них тащили подмышкой длинный сверток, поразительно похожий на завернутую в ковер мумию Владимира Ильича Ленина, вождя и организатора Великой Октябрьской Социалистической Революции.

— Что это, Вова? — спросил Кромешный.

— Владимир Ильич Ленин, — честно ответил полковник. — А что?

— Я обязан доложить, Вова, — сказал Кромешный по возможности твердо. — И про вертолет, и про Владимира Ильича.

— С Ильичом не спеши, — посоветовал Вовка. — Начни с вертолета, а там посмотрим.

Постовой Кромешный отстегнул от пояса переговорное устройство и нажал на клавишу вызова.

— Башня, Башня, я Пирамида. Прием.

Переговорник помолчал, затем лампочка мигнула и голос капитана Хотенко лениво ответил:

— Пирамида, я Башня. Прием.

Егор Петрович подумал, моргнул и повторил:

— Башня, Башня, я Пирамида. Прием.

— Да слышал я, дурень ты кромешный, что ты пирамида! — закричал переговорник. — Говори, что у тебя? Опять самолет?

— Никак нет! — ответил постовой. — Вертолет. Вертолет перед Мавзолеем.

— Ты мне что, хамить вздумал? — зловеще поинтересовался Хотенко. — Рискуешь нарваться, мудило деревенское. Ты это… как это там… — в динамике послышался нестройный хор подсказок. — Ага, вот… Ты смотри, чтоб у тебя на площади коровы не гадили, а вертолет — хрен с ним! Понял?

— Понял, — коротко ответил постовой и отключил переговорник.

Полковник покачал головой.

— Похоже, Петрович, быть тебе опять капитаном. А Хотенку сюда, в постовые. Хорошая традиция, рокировка в обратную сторону… А то летим с нами, выпьем. У нас там в вертушке стол накрыт, коньячок, водочка, закуска хорошая…


Еще от автора Алекс Тарн
Шабатон

Алекс Тарн — поэт, прозаик. Родился в 1955 году. Жил в Ленинграде, репатриировался в 1989 году. Автор нескольких книг. Стихи и проза печатались в журналах «Октябрь», «Интерпоэзия», «Иерусалимский журнал». Лауреат конкурса им. Марка Алданова (2009), государственной израильской премии имени Юрия Штерна за вклад в культуру страны (2014), премии Эрнеста Хемингуэя (2018) и др. Живет в поселении Бейт-Арье (Самария, Израиль). В «Дружбе народов» публикуется впервые.


Шабатон. Субботний год

События прошлого века, напрямую затронувшие наших дедов и прадедов, далеко не всегда были однозначными. Неспроста многие из прямых участников войн и революций редко любили делиться воспоминаниями о тех временах. Стоит ли ворошить прошлое, особенно если в нем, как в темной лесной яме, кроется клубок ядовитых змей? Именно перед такой дилеммой оказывается герой этого романа.


Ледниковый период

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Девушка из JFK

Бетти живет в криминальном районе Большого Тель-Авива. Обстоятельства девушки трагичны и безнадежны: неблагополучная семья, насилие, родительское пренебрежение. Чувствуя собственное бессилие и окружающую ее несправедливость, Бетти может лишь притвориться, что ее нет, что эти ужасы происходят не с ней. Однако, когда жизнь заводит ее в тупик – она встречает Мики, родственную душу с такой же сложной судьбой. На вопрос Бетти о работе, Мики отвечает, что работает Богом, а главная героиня оказывается той, кого он все это время искал, чтобы вершить правосудие над сошедшим с ума миром.


HiM
HiM

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Алекс Тарн. Стихи и переводы разных лет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.