Украсть богача - [63]

Руди уронил голову на руки: слава богу, кошмар окончен, и у него снова есть его драгоценный Ютьюб.

Оберой откинулся в кресле. На столе перед ним высилась стопка снимков детей, сотни кадров, и к каждому сзади прикреплена бумажка.

– Все у вас будет в порядке, парни, – затараторил он и, как бы между прочим, одной рукой принялся убирать стопку карточек со стола. Он улыбался, он смеялся, он потягивал виски, он говорил, как замечательно мы теперь заживем, а фотографии все-таки потихонечку двигал, вцепившись в них, точно клешней.

– Что это? – спросил я.

– Ничего, ничего, – ответил он.

– Что там такое? – уперся я.

Он уронил стакан с виски на стол. Я сразу догадался, что дело нечисто, у нас, у индусов, интуиция развита с рождения, просто потом богачи утрачивают ее – кондиционеры, личные водители и подписка на «Экономист» заглушают первобытный внутренний голос.

– Оберой, – произнес я так холодно и взвешенно, что сам удивился, – почему на столе сотни детских фотографий, и почему к каждой из них прикреплено нечто похожее на анкету для кастинга?

Оберой энергично затряс головой, попытался прикрыть фотографии, но я выхватил их из-под его руки. К снимкам были приколоты дурацкие подробности из жизни каждого ребенка: любимая книжка, часто ли родители его бьют, как зовут его психотерапевта, название передачи…

– «Мозгобои»? – прочитал Руди.

– Это продолжение, – ответил Оберой, но голос его выдал. Оберой вырвал у Руди анкеты и фотографии, прижал к себе как любящая мать. Со стороны казалось, будто он надел платье из белых перьев: такие носят на карнавале в Рио. Я обошел его стол с одного края, Руди – с другого. Оберой оказался в ловушке.

Свет не видывал такого отъявленного лжеца среди телебоссов.

Я придвинулся ближе. Почувствовал запах его лосьона после бритья: словно харбуджу[180] оставили гнить на солнце. Почему мужчины в этой стране душатся таким дерьмом?

– Это продолжение, – повторил Оберой, сжимая бумаги.

Я вырвал у него анкету, и он застонал, точно я его ударил.

– Тут стоит дата – два месяца назад, – сказал я.

Все ребятишки были в очках и походили на детей из рекламы молока: пухленькие белозубые вежливые отличники – воплощенный идеал.

И тут явилась главная улика.

– «Вы смотрели «Мозгобой», – негромко прочитал Руди на одной из анкет и свободной рукой схватил Обероя за воротник. – Встречайте юное поколение! Оно перенимает у старших эстафету самых умных детей в Индии. Раньше был только один. Теперь их много. «Мозгобои». Будущее за ними». Так это все ты придумал? – прошептал Руди, и оттого, что он был накрашен и в сари, гнев его пугал еще больше.

Мы уважительно переглянулись, как два брата. Руди приблизил лицо к лицу Обероя. Где он этому научился?

– Нет. Нет, – простонал Оберой.

– Ты знаком с человеком по имени Пратап? – спросил Руди, и Оберой вздрогнул.

Руди догадался раньше меня.

Я обвел взглядом комнату. В углу Оберой устроил небольшое святилище, чтобы угодить важным посетителям, повернутым на религии. Я подошел, взял книгу, на которой было написано «Каталог священнослужителей», толстенную, как телефонный справочник, с шафрановым обрезом. В пахнущем благовониями каталоге были указаны дни памяти святых и телефоны недорогих священников. С книгой в руках вернулся к Оберою.

– Говори, – велел я.

– Нечего тут говорить, – сказал он. – Я ваш друг, ваш продюсер, с чего бы мне…

Я со всей силы треснул его книгой по башке. Раз, другой, третий. Кожа его покраснела. Больно, но не до крови.

– Еще? – спросил я.

– Это сделал я, – признался он.

– То есть мы бы даже не вернулись? – уточнил Руди.

Оберой промолчал. Сломанные темные очки его покосились.

Я врезал ему еще раз: так родитель напоследок шлепает ничего не подозревающего ребенка. И этот удар оказывается больнее всего. Бей так, чтобы враг уже не встал.

Руди по-прежнему держал его за воротник. Оберой извивался как червяк.

– Да пошел ты, Рудракш, – сказал он. – Ты получал деньги, а я что?

– Миллионы, – ответил я. – Тебе мало?

– Если бы. Вы зарабатывали сотни миллионов, а я – профессиональную репутацию. То есть ничего. А жена и дети только и делают, что требуют, требуют, требуют. Я не могу заплатить за дом. Не могу купить им подарки к Дивали. А ведь еще надо платить за колледж, школу…

– Хочешь, я сдам за них экзамены, – пошутил я, но этот урод не заткнулся. Его понесло. Вывалил на нас все свои проблемы.

– Я придумал это сраное шоу. И кто в нем снимается? Надо же было выбрать мошенника! Думали, я не узнаю? Как вы думаете, кто навел на вас эту дуру, Анджали Бхатнагар? Но ваши адвокаты приостановили дело. Я знаком с Химаншу Аггарвалом. Он злобный, тщеславный и считает, что его сын достоин выступать по телевизору, потому что он богатый и смазливый. Я пообещал ему, что возьму парнишку на передачу и сделаю из него звезду, ну а потом Руди поступил так, как я и ожидал. Унизил его и выполнил за меня мою работу. Таким дураком, как ты, манипулировать проще простого. И почему люди верят, что ты победил на Всеиндийских?

Таким разъяренным я Руди еще не видел. Разъяренным, униженным, оскорбленным. Но времени терять было нельзя: до меня наконец дошло, что надо смываться.