Украсть богача - [54]

Я передал плачущего парнишку Руди. Тот попятился с ним к машинам. Левой рукой я взмахнул битой, на этот раз выше, как раз перед лицом Абхи. Отцу его чуть не сделалось дурно. Сын был его активом, который навсегда обесценится от удара битой в лицо. Пратап походил на тигра, который таращится на мемсаиб[164] в паланкине.

– Садись в «Марути», – крикнул я. Таких развалюх в Дели миллионов десять. Конечно, соблазнительно взять кроссовер, но даже в самую трудную минуту нельзя забывать, кто ты и откуда. Не судьба мне сесть за руль джипа. Не тем я родился.

Руди швырнул Абхи в кузов, залез следом за ним. Я прыгнул за руль.

Я подумал, не подойти ли к Пратапу и не врезать ли ему хорошенько, может, еще и сказать, как в кино: «Когда ты сдохнешь, я приду поссать на твою могилу», что-нибудь в таком духе, но отказался от этой идеи. Вдруг у него где-нибудь припрятан другой нож; вот так полезешь в герои, а окажешься на том свете.

– Если вы обратитесь в полицию, – крикнул я в окно, просто чтобы они понимали, что к чему – в конце концов, я искренне убежден, что в делах не должно быть недоговоренностей, – мы вашему красавчику врежем. Еще раз. Но уже по лицу. И никакого ему телевидения!

Я повернул ключ в замке зажигания, и мы рванули с места. Я со скрипом переключил скорость. Я много лет ездил на мопеде, там тоже приходилось управлять сцеплением, а я способный.

– Этот мудак не сдастся, – заметил я. Машину подбрасывало на могилах сельчан и руслах пересохших ручьев. – Пратап. Он либо убьет нас, либо сдохнет, пытаясь. Знаю я таких.

– Делать нечего, – крикнул в ответ Руди. – Давай доедем до студии, расскажем, что случилось, напишем заявление в полицию…

– Да не поможет нам полиция, Руди. Ты правда думаешь, что Оберой тебе поможет? Наверняка он тебя продинамит. А отец Абхи, кто бы он ни был, богат и у него точно есть связи в полиции – эй, парень, как фамилия твоего отца? Говори, или палец отрежу! – Я рассмеялся. Даже захохотал. Руку дергало. Я едва не слетел с дороги.

Руди уставился на меня как на сумасшедшего.

– Нет, – продолжал я, успокоившись, – у меня есть знакомые. Сначала пойдем к ним. А потом уже на студию и к Оберою. – Или Прии, подумал я. Мне хотелось сейчас же броситься к ней, взять свои деньги и уехать, уехать далеко, туда, где бывают рождественские мессы и едят печеные каштаны прямо из жаровни, где родители перед сном приносят детям горячее какао. Но я не имел права впутывать ее в свои дела.

Да и с Руди я не мог так поступить.

Не мог я его тут бросить. Я вдруг понял, что мне нравится этот маленький лунд.

Я держал руль большим пальцем, чтобы рана не ныла от тряски. И ругался не переставая – на боль, на дорогу, на крестьян с коровами, на все подряд.

Я ехал по жопе мира под названием Уттар-Прадеш, родине половины убийц, насильников, долбоебов и ведущих телевикторин. Наконец вырулил на шоссе. «Дели – 70 миль». Я несся так, что, должно быть, поставил мировой рекорд скорости.

Хотите узнать, каков человек на самом деле? Посмотрите, как он ведет машину. Как реагирует на тех, кто его подрезает и нарушает правила. Посмотрите, не гонит ли он, смотрит ли в зеркала.

В тот день водители на шоссе Дели – Агра, должно быть, думали, что рядом с ними едет безумец.

Одиннадцать

Мы приехали на мою старую съемную квартиру. Я остановил «Марути» у дома, огляделся, не покажется ли кто из знакомых. Одни мужчины, всегда мужчины, валяют дурака, занимаются кто чем, смотрят ролики на Ютьюбе, едят, плюют, на тебя не глядят. Прежний квартал мой расположен очень удачно между богатыми и бедными районами: здесь никому не задают вопросов и не суют нос куда не следует. Любопытничают и лезут не в свое дело обычно те, у кого уйма денег, или те, у кого их нет вовсе.

– Ну что, парень, будешь нам помогать? – спросил я нашего царевича, хотя ответ и так был очевиден. Абхи смотрел на меня тепло и невинно – ни дать ни взять теленок Кришны. Он кивнул, и во взгляде его вновь мелькнула ненависть.

– Да уж, лучше не сопротивляйся, – добавил Руди. Вылитый Арнольд Шварценеггер, только толще и снисходительнее. Парень снова кивнул, нахмурился и отвернулся. Он нас ненавидел. Ненавидел так сильно, будто проиграл нам в крикет. Надо будет поговорить с Руди.

– О’кей, – я открыл дверь фургона, убедился, что поблизости никого – со мной ведь телезвезда! – По моей команде. Вперед!

Едва улица опустела, мы забежали в подъезд. Проволокли Абхи по темной лестнице, мимо квартир бухгалтеров, готовых из-за депрессии наложить на себя руки, сотрудников управления газовой промышленности и городского планирования, мечтающих убить коллег, которые воруют у них обеды.

Мы ввалились в мою однокомнатную квартиру. Я увидел ее словно впервые. Старая кровать, письменный стол, компьютер – моя жизнь до Руди. Все казалось таким маленьким, жалким.

У меня скопилась стопка макулатуры размером со слоновью лепешку: счета, рекламные проспекты астрологов и сайтов брачных объявлений, – и я отшвырнул ее ногой, как дети – кошку. Я толкнул парнишку на кровать. Взял биту, поцеловал ее. Спасибо тебе, Дравид! Спасибо, Тендулкар! Впервые в жизни крикет вызвал у меня теплые чувства.