Украшение китайской бабушки - [13]

Тут камера показала лицо молодой попутчицы. Девушка смотрела на рассказчика нежным взглядом и слушала внимательно, слегка приоткрыв рот.

«Что это такое? — недоуменно подумала Надежда. — Я же это только что слышала… Да нет, этого просто не может быть! Французы называют такое „дежавю“. Я что — схожу с ума? Нет, ерунда! Наверное, просто случайно совпали детали…»

А лопоухий балагур подмигнул девушке и продолжал:

— Значит, плывем мы по Черному морю, несем, как говорится, службу, прослушиваем эфир на предмет возможного радиоперехвата, и вдруг вахтенный матрос докладывает на мостик — справа по курсу неизвестный предмет! А я тогда на вахте стоял, помощником вахтенного офицера, в порядке, как говорится, обучения в условиях, максимально приближенных к боевым…

«Да как же так? — растерялась Надежда. — Слово в слово то, что рассказывал приятель Нининого мужа, Константин! Даже в тех же самых выражениях… Да и лицо… это же его лицо! Точно, только здесь он лет на двадцать пять моложе!»

Лопоухий продолжал:

— Смотрю это я, а справа от нашего корабля в море какая-то большая дура, извиняюсь за выражение, болтается… Круглая железная штуковина, утыканная рожками, наподобие морского ежа. Знаете, какие они колючие! А вахтенный офицер у нас в возрасте был, хотя и в небольшом чине — как сейчас помню, капитан-лейтенант Серый, Антон Иванович. Так вот он, как эту дуру железную в море увидел, прямо позеленел, несмотря на свою фамилию, фуражку снял и платком пот с лысины вытирает. Это же, говорит, мина!

«Точно, слово в слово! Даже фамилия вахтенного офицера та же самая!» — подумала Надежда, но на этот раз факт не показался ей таким поразительным. Бывают же мужчины, которые всю жизнь рассказывают одну и ту же байку. В конце концов, может, с ним и правда что-то подобное случилось, и с тех пор он рассказывает всем встречным эту историю. Тогда неудивительно, что Георгий так на него разозлился — он-то, может, уже в тысячный раз ее выслушивает! Хотя нет, эту байку наверняка придумал сценарист…

— Тетя Тамара, — проговорила Надежда заинтересованно, — что это за фильм?

— Я же тебе говорила, — отмахнулась тетка, — советский фильм «Сердце на ладони»… название такое хорошее, трогательное… А что — тебя тоже зацепило? Я же не сомневалась — настоящее искусство всегда найдет путь к сердцам зрителей!

— Тетя Тома! — снова окликнула Надежда тетку. — А этот артист, ну, тот, который сейчас в кадре — он кто?

— То есть что значит — кто? Бывший студент, а сейчас едет на Дальний Восток строить электростанцию… Но он вообще-то не главный, второстепенный персонаж… — бросила тетка, не отрываясь от экрана.

— Нет, это он по фильму бывший студент, а я спрашиваю, что это за артист?! Или ты не знаешь?

— Почему не знаю? — обиделась Тамара Васильевна. — Я в этом фильме всех артистов знаю! Всех до одного! Конкретно этого студента играл Владимир Рукавицын. Хороший артист, но в основном исполнял роли второго плана.

— Владимир? — переспросила Надежда. — Ты ничего не путаешь, тетя Тамара? Не Константин?

— Да с чего бы мне путать! — Тамара Васильевна обиделась пуще прежнего. — У меня, Надя, склероза пока что нет! А тем более альцгеймера! Я, если хочешь знать, до сих пор всю таблицу Брадиса наизусть помню!

— При чем здесь таблица Брадиса?

— При том, что память у меня хорошая! Хочешь — проверь!

— Да зачем мне вас проверять?

— Не веришь, да?

— Да верю я, верю! — отмахнулась Надежда.

— Нет, ты проверь! — настаивала Тамара Васильевна. — Вот, например, синус двадцати девяти градусов — сорок восемь сотых, это если с точностью до второго знака…

— Да не волнуйся, тетя Томочка, лучше вон чаю выпей!

Тут как раз по телевизору пошли кадры рекламы.

Тамара Васильевна развернула конфету, поднесла к губам чашку с петухом, но на лице ее все еще было обиженное выражение.

После третьей чашки фильм кончился, и по экрану поползли финальные титры.

— Ну, вот видишь? — Тамара Васильевна показала на экран. — В роли студента Новосильцева — Владимир Рукавицын! А ты мне не верила!

— Да верила я, верила! — с досадой ответила Надежда.

Тетка покосилась на племянницу и поджала губы.

Возвращаясь от тетки, Надежда думала о том, что сегодня узнала.

Старый друг рассказал байку из фильма, в котором снимался больше двадцати лет назад, но самое главное — назвался чужим именем.

Тут Надежда вспомнила, что липовый Константин и фамилию свою назвал — Чайкин… Еще и пошутил, что фамилия у него морская, поэтому и на корабль попал. То есть на коробку.

Почему или, точнее, зачем он так поступил? Зачем ему понадобилось выдавать себя за другого человека?

«Меня это совершенно не касается, — строго одернула себя Надежда. — Что у меня, своих собственных дел нет? У меня, между прочим, обед не готов и кот дома голодный… И вообще Саша будет недоволен, если я снова влезу в какое-то расследование».

Муж Надежды Сан Саныч жену свою очень любил, но одну ее черту не одобрял, а именно — патологическую страсть к всевозможным расследованиям, к разгадыванию криминальных загадок. Он неоднократно говорил Надежде, что забрал ее с работы не для того, чтобы она распутывала криминальные головоломки, а для того, чтобы больше занималась собой и домом, чтобы, когда он приходит с работы, его встречала довольная жизнью, ухоженная и отдохнувшая жена и вкусный ужин.