Украинские хроники - [12]

Они побросали вещи на койки, заправленные тонкими, болотного цвета одеялами.

— Я здесь буду спать!

— А я здесь!

— А я хочу з Нікою поряд!

Сепар со странной улыбкой наблюдал, как под скрип панцирных сеток идет дележ мест.

— Хватит! — прикрикнул он, когда всерьез начал разгораться подушечный бой. — Я вам не нянька. Ну-ка, за мной на ужин.

Экскурсанты высыпали из спальни. Пашка задержался, чтобы только посмотреть, что за портреты в три ряда повешены на стене у выключателя. Оказалось, такие же мальчишки и девчонки как они. Где-то постарше, где-то помладше, первоклашки.

Глаза у всех были серьезные, Пашке даже не по себе стало.

Он привстал на цыпочки, чтобы прочитать мелкие буквы в белом квадратике с края портрета.

«Сережа Саенко, 9 лет, убит 14 августа».

— Ну ты че? — окликнул его Семка, просунув голову в дверь.

— Тут це… — сказал Пашка. — Здесь это…

— Чего?

Семка вывернул шею, чтобы позырить на фотографии.

— Вони, може, тут навчалися, — произнес Пашка.

— Ну и что? — Семка потянул его за собой. — Это ж сепары. Их еще жалеть, учились, не учились… Или ты это, — Семкины глаза расширились, — призраков боишься?

— А от якщо б ти…

— Ти, якшо б ти, — передразнил Семка. — На халяву ж кормят!

Оставив Пашку, он заторопился по темному коридору к спускающимся по лестнице ребятам. Сепар как раз остановился и, заметив отставших, махнул им рукой.

— Эй, вы там что?

— Блин, он сейчас тебе врежет! — видя Пашкину нерешительность, прошипел Семка. — Может, еще свою порцию уступишь?

— Так йду я! — разозлился Пашка.

В столовой уже гулко стучали ложками. Высоко на стенах висели плакаты «Донецк. Новороссия», «Выбор сделан!». И на каждом — сепары в камуфле, с оружием, на бэтээрах или танках. Подумаешь, до Киева дошли! Ничего, освободительная армия во Львове накопит силы и ка-ак врежет этим уродам! Освободит и президента, и жителей, железным катком пройдет до Ростовской области.

Кормили вкусно.

Две тоненькие девчонки-поварихи накладывали в тарелки макароны с тушенкой или мясной гуляш, наливали соки в стаканы, только не улыбались. Глядели странно, будто с трудом сдерживались, чтобы не влепить черпаком. Пашка даже постарался побыстрее отойти от раздаточного стола, мало ли.

— Разжирели сепары, — шепнул ему Семка, нахлобучивая вилкой разом десяток макаронин, — у меня дома-то мясо не каждый день бывает.

Он запихнул наколотое в рот и, жмурясь, зажевал, заворочал щеками. Мясная подлива коричневой кровью выступила на губах.

— Надо разбомбить здесь все, — сказал он, набирая новую порцию, — а то вообще… У вас горячая вода есть?

Пашка мотнул головой.

— З листопада немає.

— Вот. А у этих… У них в спальне батареи горячие. А надо, чтоб у нас. Получается, они — террористы, но с отоплением. Разве это правильно?

Семка снова набил рот.

Пашка поковырял вилкой в гуляше, выхватывая кусочки мяса. За соседним столиком девчонки обсуждали, как скоро Украину возьмут в Евросоюз и как там, в Евросоюзе, все хорошо, и можно жить на пособие, потому что пособие, как две или три зарплаты. И все бесплатно, вплоть до массажных салонов и фруктов. Мальчишки рядом шептались о бронежилетах, касках и дальности стрельбы. Польские бронежилеты были дерьмо, а вот новые украинские, с добавлением тонких бетонных пластин в упор держали тридцать миллиметров. «Ей-богу, не вру!» — приговаривал какой-то рыжеволосый пацан, хлопая белыми ресницами.

Сепар, прихлебывая чай из стакана, беседовал о чем-то с поварихами, одна смотрела в пол, другая улыбалась. Не о булочках же?

В спальне они снова все вместе спели гимн Украины и долго скакали на кроватях, даже когда сепар отрубил свет.

— Хто не скаче — той москаль!

— Україна — в стрибку єдина!

Ночью Пашка почему-то проснулся, полежал, покрутился, слушая темноту, в которой похрапывали и вздыхали экскурсанты, приподнялся на локте.

Дурацкое световое пятно дрожало на стене, вобрав в себя несколько фотографий. Убитые мальчишки и девчонки, казалось, с затаенной обидой взирали на спящих. И на Пашку в том числе. Будто он был виноват в том, что живой.

Или в том, что они мертвые.

— Я вам нічого поганого не робив, — тихо произнес Пашка и скрестил пальцы.

Утром на него навалился Семка, будто сепар какой.

— Вставай, Украина!

— Отстань! — задушено крикнул Пашка из-под Семки.

— Сегодня квитки отоварят, — Семка надавил на Пашку, заставляя качаться кровать. — А ты, дурень, спишь!

Они умылись в туалетах на первом этаже, позавтракали салатом из свежих помидоров и огурцов. Еще были хлеб с маслом и яйца в скорлупе, которыми тут же устроили битву: нацгвардия против сепаров. У кого яйцо побилось, тот и сепар.

Україна понад усе!

Затем появился вчерашний сопровождающий, хмурый, будто похмельный, построил их в две колонны и повел в город.

Только пошли они не по проспектам и не в центр, а на одну из окраин, сначала по тротуарам, бетонным плитам, затем углубились во дворы. Пока попадались люди, было даже весело. Грохнешь всей толпой, поравнявшись: «Слава Україні!» — сразу или вздрагивают, или крестятся. Или матом кроют. Смешно.

Сепары, одним словом! Ватники!

Правда, когда обезлюдело, и потянулся чахлый скверик, веселье из Пашки улетучилось, как из шарика воздух. И девчонки заоглядывались.