Украинская каб(б)ала - [94]

Наконец оратор повернулся к кулисам и благосклонно хлопнул два раза в ладоши, будто турецкий султан, вызывающий гаремную газель на свое ложе.

– Он вам аплодирует! Вам! Идите же! – злобно прошипела госпожа Цырлих и с силой толкнула меня в спину.

Признаюсь, при виде многотысячной толпы я почувствовал дрожь в коленях. Ноги стали ватными, и я едва доплелся до толстой палки, в которую, как мне обьяснили, следовало говорить. Я машинально пожал руку «Вашингтону», ловко увернулся от его объятий и замер, глядя перед собой.

В одно мгновение людское море замерло. Стало так тихо, что я услышал ссору голубей на крышах киевской почты, и вдруг понял, что народ ждет моего слова, верит, что я сейчас скажу нечто такое, отчего жизнь мгновенно изменится, вспыхнет солнце и наступит всеобщее бессмертие и нескончаемый праздник. В ожидании чуда многие стали креститься, вытянув ко мне свои любопытные лица. Превозмогая страх и боль, я стал говорить.

– Дорогие братья и сестры! – сказал я. – Вот я стою перед вами, Тарас Шевченко, сын Григория и Катерины. Прошу некоторых запомнить: сын Григория, следовательно, Григорьевич! – строго добавил я.

Народ стал креститься пуще прежнего, из толпы кто-то выкрикнул:

– О, Господи Иисусе! Это Тарас!

Я поднял руку и продолжил:

– Наверное, Богу было угодно, чтобы я вновь вернулся к вам, и не стихами своими, не поэмами, и даже не картинами! А вернулся, чтобы сказать вам… – Голос мой внезапно задрожал, и ярость ослепила зрение. Не соображая, зачем я это делаю и что говорю, я выкрикнул: – Кто противен природе и Богу? Противны рабы! И промеж них страшнее прочих рабы сытые, готовые охранять свое чрево и скотское состояние, аки лесные звери! Горько мне говорить это, братья и сестры, но не украинцы вы, а презренные малороссы, продавшие Украйну за кусок хлеба, который вам швыряют доморощенные панычи! Где ваша гордость, потомки Гонты? Где ваша козацкая слава, атаманские внуки?! Изворовались! Развратились! Стали завистливыми и трусливыми! А пуще всего изрыгаете из недр своих уродов по образу и подобию своему!..

Я не сразу понял, что мой голос вдруг стих, отчего в толпе стали усиливаться рокот и недовольные выкрики. Как позже объяснил Семка, кто-то испортил палку, в которую я вещал, однако, стоя на сцене, я не знал этого и продолжал поганить непотребными словами народ мой, намереваясь пробудить в нем если не гордость, то хотя бы обиду на мои оскорбления, спровоцировать злость, но благие намерения окончательно убила музыка. Оркестр грянул гопак, и на сцену ринулись сотни лиц, закружившиеся в дьявольском танце. Я не сразу сообразил, зачем это и почему, как вдруг понял, что сотни паяцов, заполнивших сцену, загримированы под меня, и загримированы с поразительной точностью, дабы народ не мог различить, кто же из нас настоящий!

Затащив меня в вихрь этого безумного карнавала, «шевченки» кривлялись, паясничали, выкрикивали – о, ужас! – мои стихи и тайком норовили пересчитать ребра. Кружась с ними, я даже под гримом различил литераторские хари Вруневского, Шмыгло, Мамуева, Супчика и иже с ними, я беспомощно размахивал руками, пытаясь объяснить толпе, что – вот он я! Вот настоящий Шевченко! Здесь! Да куда там!..

Поддавшись всеобщему веселью, народ разразился овациями, смехом, пьяными криками. Стоящие перед сценой приплясывали, размахивая руками, в которых были зажаты бутылки с хмельным пивом и дымящиеся папироски, и выкрикивали: «Тарас, дуй к нам!»

Господи, за что же ты так мордуешь мой народ? Мало тебе твоих евреев?!

Не помню, как оказался в руках у Семки, который сподобился стащить меня со сцены и, пригибая мою голову, провел сквозь толпу, в которой десятки доброхотов пытались угостить меня пивом и лезли целоваться.

Очнулся я на Подоле в изодранном платье и с такой же физиономией. Глянув на меня, Семка огорченно взмахнул рукой, а затем запихнул меня в машину и отвез домой.

97

В Шевченковский райотдел милиции от гражданки Пламенной А. Г., проживающей по адресу: г. Киев, ул. Белорусская, 17, кв. 9

Заявление

Прошу внутренние органы вмешаться и остановить беспредел, который происходит на моей личной жилплощади.

Два месяца назад меня пригласили в одно интересное заведение и предложили сотрудничество, сказав, что это очень важно для государственной безопасности. Как сознательная гражданка, я даже не заикнулась о материальной стороне вопроса. Уже на следующий день в моей квартире поселились секретные люди, фамилии которых Соломко, а второй просто Сережа. Просверлив в полу моей квартиры дырки, они вставили туда какие-то «жучки», объяснив, что должны следить за моим соседом Семкой Либерманом, который сдает жилплощадь знаменитому поэту по фамилии Шевченко. Я не возражала, потому что школа воспитала во мне доверие к людям и я хорошо знаю, что государство должно следить за своими гражданами, которые, как малые дети, норовят нагадить Отчизне. Но я не предполагала, что мне запретят выходить из своей квартиры, вследствие чего я стала терять наработанную клиентуру и вскоре оказалась на бобах, так как товарищи офицеры, кроме водки и закуски, никакой материальной помощи не предлагали.