Украинская каб(б)ала - [49]

– Я дрянь? На себя посмотри, убожество!

– Графоманка! Вон из литературы!

– Это ты вон, подстилка ирпенская!

Дамы принялись мотузить одна другую сумками, да так, что весы застонали, а весовщик закричал дурным голосом:

– Светлана Яковлевна! Любовь Горгоновна! Прекратите! Вы сломаете весы! Я их в аренду взял! Задаток уплатил!

Я наблюдал за происшедшим, раскрыв рот, не понимая сути этой писательской забавы. Моя изумленная физиономия привела в неописуемый восторг Вруневского. Он еще крепче схватил меня за рукав, потащил в сторону и горячо зашептал:

– Не удивляйтесь! Эти две дуры всегда дерутся за первенство, но если вы, не дай Бог, встанете на их пути, объединятся и обольют вас такой грязью – до конца света не отмоетесь!

– Они кто? Писательские жены?

– Нет! – поморщился академик. – Жены они дома, а тут они поэтессы! Я же говорю вам: идет борьба за место покойного Мукосейчика! Мамуев решил, что это должна быть женщина! Эти стервы забросали все инстанции жалобами, что их, видите ли, оттесняют от руководства. Наверху скомандовали: удовлетворить! Но президиум постановил: новым членом должен стать весомый литератор! Тяжеловес, так сказать! Вот и решают, кто из них перевесит!

Ошеломленный, я едва вымолвил:

– А нельзя потягаться творчеством? Книгами на худой конец?

Вруневский снисходительно усмехнулся:

– Старо! Старо как мир! И потом, обе одинаково бездарны! Ноль и ноль! Ни умножить, ни прибавить. Без взвешивания не обойтись! Погодите, вам еще не представили «Леди Макбет Броварского уезда»! Это, я вам доложу, нечто!.. Эх, Тарас Григорьевич! Не посвяти я свою жизнь вашему творчеству и жизненному, так сказать, пути, я бы такую монографию об этих бабцах написал! Ух! Даже название гениальное придумал для критической монографии: «Климакс как точка невозврата»! Смачно, правда? Я ведь их наизусть выучил! Очень даже ничего были в свое время. Ирпень рыдал греческим хором! Шарман, как говорят французы! И как это возбуждало – меж двух березок, под луной, вокруг собаки лают! Ух! Но – время! Что делает безжалостный Хронос с поэтессами!..

Я двинулся по направлению к лестнице, где стояло мое гипсовое чучело, а он продолжал висеть на моем рукаве, который немилосердно трещал по швам, и тараторил:

– Кстати, рекомендацию вам написал я!

– Какую рекомендацию?

– Как какую? На прием в Спилку! Нужны две рекомендации! Я первую написал, а кто же еще? Все-таки мы с вами академики, хотя вы академик по живописи, а я по основной нашей профессии!

– А вторую кто написал? Борис Петрович?

Вруневский стрельнул свинячими глазками по сторонам и, убедившись, что поблизости нет ни одной живой души, негромко прошептал:

– Отказался! Ему, видите ли, премию вашего имени не дали, так он обиделся! Будто вы причастны к этому! Но оно даже лучше для вашей биографии! Мамуев не бог весть какой писатель! Жополиз – это да! Не спорю! Он первый жополиз отечественной литературой! Поэтому что ни делается, делается к лучшему!

– Да зачем же мне рекомендации? – внезапно возмутился я. – В любом салоне – хоть литературном, хоть аристократическом – меня коротко представляли: «Господин Шевченко»! И все знали, кто таков! А тут, прости Господи, поручительство требуется, точно я преступник, за которого хлопочут порядочные обыватели!

– Положено так! – взвился Вруневский. – Традиция! Еще на первом съезде советских писателей постановили: без рекомендаций – ни шагу! Вы вот странно рассуждаете, словами бросаетесь направо и налево, а слушать не желаете! Кстати, как насчет взноса в мое кредитное сообщество? Решились? У меня никаких рекомендаций не требуется!

– Вступлю! Как деньги заведутся, сразу и вступлю!

– Не обманете? Все-таки я вас рекомендовал в Спилку! Долг платежом красен!

– Да кто же написал вторую рекомендацию? – спросил я, желая поскорее избавиться от моего собеседника.

– Хнюкало! Со скрипом, но согласился! Но вы обязательно прочтите его романы «Страшный суд» и «Тихий ужас»!

– Он мне подарил! С надписью. Но…

– Почитайте хоть по диагонали, хоть аннотацию прочтите! Я понимаю, что читать Хнюкало – худшая каторга, чем ваша ссылка в казахские степи, но – увы! Чем богаты, тем и рады! Он авторитет. Многократным повторением имени впаян в литературу. Писать нынче не обязательно! Главное – попасть в обойму! Чтоб талдычили каждый день: Хнюкало, Хнюкало, Хнюкало, а там и коровы начнут мычать его имя!

– Да если мне не понравится! – рассердился я. – Чего ж хвалить? Мне и у Николая Васильевича не все нравилось, и я прямо ему о том говорил, а он смиренно слушал и не обижался!

– Который Николай Васильевич? Гоцуленко?

– О, Господи! Гоголь Николай Васильевич! Гоголь!

Вруневский сразу погрустнел и, отпустив мой рукав, что-то стал высчитывать в уме, а я, воспользовавшись обретенной свободой, сбежал по лестнице и, кивнув Семке, стремглав выбежал из серого здания украинской литературы.

57

Протокол Заседания президиума Спилки литераторов Украины

От 17 марта 2015 года

Слушали:

1. Об итогах литературного конкурса «Кобзарь в моей судьбе». Информация п. Мамуева Б. П.

В своем выступлении докладчик проинформировал, что на открытый конкурс, посвященный юбилею великого сына украинского народа, поступило 587 работ разных жанров, как то: поэзия, проза, новеллистика, литературная критика, а также одно сатирическое произведение неопознанного жанра. Жюри в составе девяти лауреатов Шевченковской премии отобрало для выхода в финал девять произведений. В силу высоких требований к соискателям решено первую премию не присуждать, символически предполагая, что ее вручат самому юбиляру. Вторая премия присуждена академику Вруневскому за литературоведческое эссе «Шевченко и проблемы гренландского эпоса. Сравнительная характеристика эпох и стилей». Третью премию поделили между собой классик современной литературы Хнюкало У. Й. за первую часть неопубликованного романа «Прекрасная катастрофа» и Мамуев Б. П. за цикл стихотворений «Цвети, Отчизна Кобзаря».