Украинская каб(б)ала - [47]

Войдя, я почувствовал острый запах дешевой харчевни и, оглядевшись, приметил на столике, приставленном к окну, початую бутылку водки, граненую чарку и добрый шмат сала с краюхой хлеба. Борис Петрович перехватил мой взгляд и, крякнув от досады, пробормотал:

– Это я для вдохновения!.. Музу угощал!

Он натянуто рассмеялся своей, как ему показалось, удачной шутке, затем, взяв меня за плечи, усадил к краешку стола, а сам водрузился в кресло, как и положено столоначальнику.

– Ну что, Тарас Григорьевич, рассказывайте! Как жизнь, с чем пожаловали?

– Да что у меня! – промямлил я. – Все хорошо. Вот, пришел… Четверг сегодня, не так ли?

– Да, четверг! – Его взгляд скользнул по настенному календарю с ликами святых, и вдруг он хлопнул себя по лбу. – Ну как же! Заявление принесли?

– Нет! – робко ответил я, на всякий случай поджав ноги.

– Как же так?! – возмутился он. – Мы же договаривались!

– Да я не знаю, какой формуляр писать!

– Вот чудак! А еще великий поэт! Ладно, вот вам бумага, вот перо, «паркер», между прочим! Пишите!

Я взял бумагу, перо, блеснувшее золотым острием, и спросил:

– Обращение как писать? «Его превосходительству»? У вас какой титул?

Борис Петрович рассмеялся и, поглядев на столик у окна, подмигнул:

– Может, для начала?

Я заколебался, но только на мгновение. Добравшись до Санкт-Петербурга из ссылки, я усвоил правило, по которому раньше полудня не смотрел в сторону кабаков или штофа вина, потому решительно отказался, впрочем, сделал это вежливо, не обижая хозяина:

– Потом, если позволите!

– А я выпью! – Он нервно потер ладошки и, подойдя к столику, налил себе водки, отщипнул кус хлеба, ловко метнул на него сальца и высоко поднял чарку. – Ваше здоровье, Тарас Григорьевич!

– Пейте на здоровье! Помогай вам Бог!

– За муз! За прекрасных муз, которые дарят нам свою ласку и вдохновение!

Крякнув, он залпом опрокинул рюмку и, сморщившись, ткнул в мою сторону указательным пальцем:

– Пишите!

Я послушно склонился над столом.

– Так!.. – медленно жуя хлеб, он произнес: – «Голове украинских литераторов»… Написали?.. Теперь, как вы говорите, «титлы»!.. «Лауреату областных премий имени Петра Мурченко, Степана Кобылы, литературной премии Киевского метрополитена»… Написали?

– Погодите, я не успеваю! – взмолился я, и он вынужден был повторить:

– Мурченко… Кобыла… метрополитена… а также «дипломанту поэтического конкурса «Золотой соловейко…» Написали «соловейко»? Так… «лауреату всеукраинского конкурса на лучшую патриотическую песню “Славим тебя отчизна…”» Написали?.. Теперь с новой строки… Номинанту на соискание национальной премии имени Тэ Гэ Шевченка…» Номинанту! Каково, а?! Премию вашего имени не дают, скоты! Каждый раз обещают и не дают! Говорят, не дозрел! Ну, дальше мою фамилию и соответственно имя-отчество… А теперь крупно пишем: «ЗАЯВЛЕНИЕ»… Текст такой. «Я, Тарас Григорьевич Шевченко, прошу принять меня в ряды Спилки украинских литераторов. С уставом ознакомлен, клянусь его выполнять и вовремя платить членские взносы»… вовремя платить членские взносы… Написали?

– Написал.

– Далее. С новой строки. «В политических партиях не состою и политикой заниматься буду в свободное от литературы время…» Хотя нет! Про политику не надо!.. Пишем: «Политикой заниматься не буду». Готово?

– Сейчас… да, уже!

– Теперь подпись, а внизу число! Дайте поглядеть!

Он взял бумагу, перечел написанное и с огорчением взмахнул листком:

– Что ж вы, Тарас Григорьевич, ятей понавставляли? Нет уже ятей, нет!

– Переписать? – с холодком в желудке спросил я, не зная, как управлюсь без ятей. Пожалуй, осрамлюсь!

Борис Петрович на мгновение задумался, затем задорно шлепнул заявление на стол:

– А не надо! Пускай с ятями! Так даже прикольнее, как говорит мой внук! И в воспитательных целях хорошо. А то есть парочка настырных, все ноют: «Что ж вы нас, дескать, маринуете! Мы уже десять лет в очереди на прием стоим»! А я им вашу бумажку – шмяк под нос! Скажу: «Смотрите! Гений и тот ждал своей очереди сто пятьдесят с лишком лет! Не чета вам, а ждал терпеливо! Учитесь, сволочи! И писать учитесь, и ждать»! Писателю что надобно в первую очередь?

Я хотел ответить, что писателю много чего надо. Стол надобен, харчи, не говоря уже о наличности на извозчика или на невинные развлечения, но он опередил меня:

– Писателю в первую очередь надобно терпение! Ангельское терпение! Да что говорить! Может, все-таки пропустим по рюмашке?

Я твердо, но вежливо отказался, глянув на часы, а он быстренько повторил процедуру с приемом водки, и я понял, что служение Бахусу является непременным церемониалом в жизни сего дома.

Борис Петрович продолжал стоять, выразительно поглядывая на часы, и я понял, что аудиенция моя закончена, и тоже встал.

– Ты не волнуйся, Тарас Григорьевич! – Он внезапно перешел на амикошонский тон. – Мы тебя в понедельник оформим, и, как говорится, «вперед и с песней»!

– Так мне в понедельник явиться?

– Зачем? Присутствие соискателя не обязательно. Разве что захочешь выставиться членам Президиума, но это потом! – Он подумал и кивнул головой. – Да и не всем надо выставить! Перебьются!

Обняв меня по своему обыкновению за плечи, он стал подталкивать к двери.