Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в. - [78]
Теперь мы можем сделать некоторые выводы.
Во-первых, единого украинского народа, даже как этнографической общности, не говоря уже об общности социальной, в первой половине XVII в. еще не сложилось, хотя процесс этот в указанный период интенсивно «набирал обороты». В подтверждение этого нашего вывода приведем высказывание С. Петлюры, которого никто, я думаю, не сможет обвинить в умалении достоинства украинской нации: «…причиной утраты нашей государственной независимости помимо экономически-политических причин была незавершенность процесса консолидации украинской нации после смерти гетмана Богдана, отсутствие у его наследников единой государственной идеологии, имеющую объективную ценность для всех классов тогдашней украинской нации…»[327]. В приведенной выше цитате мы не будем акцентировать наше внимание на спорных для нас тезисах о наличии независимого украинского государства в 1648–1654 гг. и о правомерности применении к тогдашнему населению Украины термина «нация». Для нас здесь важнее признание факта «незавершенности процесса консолидации» украинцев в некую целостную общность.
Во-вторых, мы можем сделать вывод, что определяющими для формирования мировоззрения той политической верхушки населения Украины, которая заняла главенствующее положение в украинском обществе после изгнания (или уничтожения) польской администрации, всего полонизированного шляхетства, а также и еврейства, то есть для казачьей старшины (как мы отмечали в своей работе, значительно обновленной) и мелкого православного шляхетства, были две политические традиции. Первая – традиция польской шляхетской республики с невиданно привилегированным положением первого сословия. Вторая – традиция казачьей военной демократии Запорожской Сечи. Обе традиции отличаются сугубым демократизмом в рамках определенной группы населения при наличии минимальной организации и дисциплины. В обоих случаях формальный глава администрации избирается, обладает полнотой власти только при определенных обстоятельствах и может быть легко смещен. Что же касается утверждения многих великорусских и украинских националистических авторов о том, что на Украине в XVII в. были живы демократические традиции Киевской Руси (вечевые), то это, на наш взгляд, явное заблуждение. После монгольского погрома и запустения многих украинских земель (в том числе и Киевщины), после существования южнорусского этноса в рамках других государств с их особыми политическими, юридическими и социальными укладами, после ликвидации еще в рамках Великого княжества Литовского и Русского удельных княжеских столов, после введения в украинских городах элементов Магдебургского права с отрывом их общин от окружающей «земли», о древнерусском наследии применительно к украинской действительности XVII в. говорить не приходится. Недаром А. Дикий отмечает: «Упоминая об исторических песнях-сказаниях Украины-Руси, нельзя не отметить одно явление: отсутствие в них тем из жизни древнерусского государства – Киевской Руси. И в то же время обилие этих тем в великорусских былинах»[328].
В-третьих, в самой Речи Посполитой единая польская нация в первой половине XVII в. все еще не сложилась. На пути ее образования встала идеология высших слоев общества – «сарматизм». Шляхта выделяла себя в «народ сарматский», единственно полноправный по праву завоевания. Польских же крестьян и мещан к единому с собой народу не причисляла (это, дескать, некогда завоеванное население, – неполноправные). Соответственно, в то время, когда в Европе складываются те нации (в марксистской терминологии – буржуазные), которые будут играть главенствующую роль в истории этого континента, Речь Посполитая стоит в стороне от этого процесса. Да и вообще, из-за шляхетских привилегий в экономической сфере, господства фольваркового помещичьего хозяйства, капиталистические отношения (более прогрессивные по Марксу) в этой стране не развиваются, она остается «заповедником» феодализма, хотя и имеет свою нишу в трансевропейском рынке.
В-четвертых, социальная психология украинского (малороссийского) народа в ту пору (да и впоследствии) имела существенное отличие от социальной психологии великороссов. Это отличие состоит в отношении народа к государству, его институтам и актам. Для украинца государство – это не его национальное государство, его номинальный глава (король) – не его единокровный и единоверный король. Государство для украинца – чуждая сила. У него формируется специфическое к нему отношение, которое можно выразить известной пословицей: «Своя рубашка ближе к телу». Такое отношение формируется тем более, что внутри украинской крестьянской общины уже к XVI в. сложилась индивидуальная собственность на пахотную землю. Украинский крестьянин в гораздо большей степени индивидуалист, чем великороссийский, для которого и государство – его родное, и царь русский и единоверный, практически являющийся Богом на земле, по крайней мере, помазанником Божьим. Такая житейская философия малоросса, сформировавшаяся под влиянием объективно существовавших внешних и внутренних политических, социальных и экономических факторов, в будущем очень затруднит создание независимого украинского государства.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.