Укради у мертвого смерть - [25]

Клео протянул отцу карманную плевательницу.

—   В лифт на руках, — попросил он парней.

—  Не беспокойтесь, господин Сурапато, — ответил канто­нец.

В углу темно-вишневого «роллс-ройса» Лин Цзяо казал­ся крохотным и безвесным, почти не приминая золотистого сиденья.

—     Джордж, — сказал Клео индусу-привратнику в крас­ном пальто, державшему черный цилиндр в руке. — Скажи госпоже Сун Юй, чтобы распорядилась... нет, пусть сама. Пусть закроет окна в моей комнате и запустит кондиционер на малый. Малый! Понятно?

—   Разумеется, сэр.

Клео пожалел, что забыл взглянуть на воздушный змей —  как он там? Да Бог с ним. С утра бодрило чувство удачи, и это, возможно, вызывало некоторую рассеянность. Деревян­ный позолоченный кулак, венчавший древко на знамени восставших «боксеров», величайшая редкость — безраздель­но его. Беспокоили трещинки на поверхности. Разумнее де­ржать в кондиционированном воздухе. Во всяком случае, следует посоветоваться в национальном музее.

—   Пусть едет медленно, — велел отец.

—  Езжай мягко, — сказал в переговорное устройство Клео водителю.

—     Понятно, хозяин, — ответил тот и покатил с холма к Орчард-роуд мимо мусульманской молельни на первом эта­же гостиницы «Наследный принц».

Старый Лин Цзяо, воспользовавшись передышкой от кашля, дремал. Пришло блаженное состояние расслабленно­сти и безопасности. Он подумал: есть время быть, а есть время иметь, он был когда-то, а теперь он имеет все, но его-то практически нет.

—    Отец, — сказал сын в слуховой аппарат, — мы приеха­ли. Ты пойдешь сам? Или приказать коляску?

—    Что так колеблет землю? — спросил Лин Цзяо, ощу­щая тревогу от вероятности, что сотрясает только его.

—   Строят метро. Вбивают сваи. В Сингапуре будет метро, отец. Пустят поезда по подземным рельсам.

Клео с отвращением смотрел на желтые щиты с красны­ми полосами, за которыми машины вбивали в грунт сталь­ные сваи. Строители вывесили плакат: «Мы идем за вами дорогой прогресса!» Ему заполучить подряд на прокладке подземки не удалось. Солидные банки не считали его деньги «голубой крови». Иностранцы предпочитали не связываться с ним.

Лица европейцев в вестибюле гостиницы «Мандарин»сполохах реклам казались зеленоватыми. Голова отца наобо­рот — синей. Кровь на белых и желтых тоже выглядит иначе, подумал Клео. На трупах азиатцев она маслянистее... Злость не отпускала его.

«Роллс-ройсы» нечасто подъезжают к дорогим гостини­цам даже в Сингапуре. Сержант, сидевший на капоте «мерсе­деса» с тремя звездами на номерной плашке, — обозначение, что машина штабная и в ней возят полковника, — привстал на всякий случай. Еще несколько армейских машин стояли линейкой там, где парковка не полагалась. Что за сходка?

Привратники вносили отца в гостиницу.

Клео разыскал глазами своего водителя, повел подбород­ком в сторону военных. Знак: расспроси осторожно водите­лей. Смышленый парень кивнул.

Приезжий из Гонконга доктор-травник появлялся в Син­гапуре дважды в году. И своих набралось бы лекарей доста­точно на улице Телок Эйр, где врачи выставляли в окнах плакаты «Давайте станем некурящим народом!». Но старики к землякам доверия не испытывали. Кроме того, секретарь гастролера не набрасывался на посетителей с вопросниками для закладки ответов в компьютер, а отвешивал полный «коу-тоу», то есть складывался пополам и ни о чем не спра­шивал. И Гонконг, откуда являлся травник, стоял на китай­ской земле. Откуда пришли предки.

Клео понимал, отчего старые китайцы вдали от родины предков, на которую не вернутся никогда, цепляются за древ­нее лечение. Последняя почва для воспоминаний о про­шлом, беседа ни о чем, заинтересованное общение людей, каждый из которых — теперь сам за себя. Так они черпают силу духа для смерти на чужбине. Ах, отец, отец!

Гонконгский травник обладал несомненными признака­ми мудрости. Пучок волосков произрастал из ухоженной бородавки на левой щеке. Очки в стальной оправе впивались в переносицу. Бугристый шрам на шее Лин Цзяо не вызвал у него интереса. Это свидетельствовало о том, что внешние признаки болезни для действительно опытного врача несу­щественны.

Клео опасался, что травник заговорит на кантонском на­речии. В Сайгоне, в Шолоне, в 1950-м отцу это дорого сто­ило. Депутат Лин Цзяо завязывал связи с местными китай­скими общинами, в том числе и кантонской, поскольку земляков с севера разыскать не удалось. В ресторане «Дели­катесы дракона» владелец спичечного предприятия, как принято, поругал блюда, которые заказал. Дескать, бедноваты, невкусны, просит высокочтимого гостя простить. А отец, не понимавший кантонского, вместо встречных уговоров и возму важно кивал да трижды сказал «да». Десять лет Клео обретался на положении вора, а отец оказался обобран­ным, поскольку не добился протекции шолонских земля­честв.

Травник не подвел. Ощупал запястья отца, лодыжки. Ото­гнул веки. Зацепив пальцами, вытянул язык, отчего Лин Цзяо лишился возможности жалобно кашлять.

Доктор развинтил авторучку пекинского завода «Процве­тание». Золотым пером набросал ровные строчки иерогли­фов: «Напряженная и длительная борьба, работа, а также невоздержание и даже приверженность к излишествам, включая половые, поставили пациента в положение, когда его личное время истекало быстрее общего. Силы исчерпы­вались интенсивнее смены сезонов».