Укради у мертвого смерть - [23]

Клео молчал.

Слизав розовым языком остатки мороженого с усов, Мя­систый нос сказал:

—   Хочешь заработать?

Клео кивнул.

Требовалось сходить на почтамт напротив собора и сдать в третье окно синий конверт.

Когда Клео предъявил конверт, ему вручили взамен, ни­чего не спросив, такой же. Потолще. Он принес его на террасу кафе «Каравелла», где Мясистый нос пил коньяк с содовой. Француз разорвал упаковку, проверил, пересчитав, оказав­шиеся там банкноты.

Клео не обиделся.

Пятисотенные, которые считал Мясистый нос, были ко­ричневого цвета. Плотные, рыхлой бумаги. И без портрета. В городе же ходили сине-желтые, пахнущие воском и хруст­кие, с изображением грудастой Свободы в колпаке с приту­лившимися к толстоватым бедрам азиатскими младенца­ми — Вьетнамом, Камбоджей и Лаосом.

Мясистый нос протянул сотенную.

—   Приходи через неделю, — сказал он.

—   Расплатись со мной вон теми, — кивнул Клео на кон­верт.

—  Ба, да ты не немой! И не дурачок... Ну, идет. Я дам такую купюру, но с тебя причитается в этом случае, желтенький сынок, сдача. Четыре сотни. Купюра особенная, да не ломай головы... Все по справедливости. Отдай бумаженцию папоч­ке. Он похвалит.

Клео насобирал по карманам четыре сотни.

В отделении банка «Небесная гарантия преуспевания» на улице Благочинных философов в Шолоне он попросил раз­менять купюру.

—      Мальчик, — сказал приказчик. — Сожалею, но эти деньги отменены... Ненавистные японские оккупанты выпу­скали их до сорок пятого года, они объявлены французским казначейством недействительными. На улице, но не здесь, ты можешь продать эту купюру за двести пиастров, ну двести пятьдесят... Вот и все.

—  А у вас есть такие, господин?

—   Да, девять штук.

—             Отдайте мне по сто восемьдесят?

—   Я тебя предупредил относительно этих денег... Согласен. Но скажи о том, что ты собираешься сделать, почтенно­му бывшему депутату, твоему уважаемому отцу. Ты несовер­шеннолетний, и я не хочу выглядеть ловкачом.

Клео сбегал домой. Где лежат деньги отца, который ушел за вечерними газетами, он знал.

Через неделю Клео поджидал у веранды «Каравеллы» Мя­систого носа с утра.

По дороге на почтамт внимательно осмотрел синий кон­верт. Никаких надписей или пометок. На полученном вза­мен ханойский штемпель.

Пачка в двести — двести пятьдесят японских банкнот и листок с мелкими буквами скользнули в короткие, словно обрубки, пальцы француза.

Мясистый нос выдал японскую пятисотенную без напо­минания и даже сказал, что сдачи не надо.

—      Почему ты так обожаешь эти купюры? — спросил Клео.

—     Прочти-ка, желтенький умник, — сказал Мясистый нос.

И протянул мятый листок, покрытый мелковатым шрифтом. Типографский текст оповещал:

«Индокитайский банк настоящим уведомляет о приеме к паритетному обмену 500-пиастровые банкноты, выпущен­ные японскими оккупационными властями до 1 августа 1945 года от имени Индокитайского банка Франции. Учиты­вая настойчивые представления гражданской и военной ад­министрации Китайской Республики (Формоза — Тайвань), располагающей таковыми банкнотами, они могут быть об­менены по паритету на имеющие хождение в любом отделе­нии Индокитайского банка Франции в течение шести меся­цев, начиная с опубликования этого ордонанса...

Жан Лоран, генеральный директор ИБФ».

—     Помалкивай об этом, — сказал самодовольно фран­цуз. — Листочки появятся завтра... Торопись наменять таких купюр, пока они идут за полцены... Ну, беги!

—   У моего дяди, — сказал Клео, — таких около тысячи с лишним. Мне он не даст. И моим рассказам не поверит. А тебе продаст и по сто пятьдесят за штуку. Тридцать процен­тов прибыли мне...

Мясистый нос вытянул губы, усы ушли вверх, в ноздри. Сгрыз вафельный рожок от мороженого. Тронул галстук.

—   Где твой дядя?

Клео подумал, носит ли француз оружие.

—   В Шолоне, возле церкви Святой Катерины.

—   Едем!

За мостом через канал У Кэй начинается улочка, вдоль которой тянется с одной стороны опутанный поверху колю­чей проволокой забор одеяльной фабрики «Ласковый тигр», а с другой — задворки лачуг, омываемые сточной канавой заводика по производству льда, лимонада и пива.

Водитель мотоколяски не услышал или сделал вид, что не услышал харкающее кряканье Мясистого носа, когда Клео саданул доверчивого дурака ладонью в горло. Вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт с купюрами.

Хлопнул по плечу моторикшу, сосредоточенно смотрев­шего вперед.

—   Остановись. Этому человеку плохо.

Волоча тяжелого француза под мышки, выбрался из ко­ляски.

Грубо сказал:

—   Уезжай быстро! Ты здесь никого никогда не видел...

Расплатиться означало бы проявить страх. Тело Мяси­стого носа он утопил в сточной канаве. У того оказался кольт вроде тех, которыми стучали, задевая деревянной кобурой о спинки стульев, официанты в Яркенде, в ресторане, где дава­ли прощальное угощение отцу покупщики верблюдов.

Деньги отца Клео вернул на место. Написал записку, что по протекции учителя математики подыскал место младше­го счетовода в текстильном магазине индуса на рынке Бентхань. Добавил, что начинает самостоятельную жизнь, дабы не сидеть на шее родителя, к стопам которого повергает поч­тительные сыновние извинения за доставленные огорчения.