Украденная юность - [43]

— Ну, что хотеть? — произнес он на ломаном немецком языке.

Отступать Радлову было некуда. Он попытался объяснить солдату, зачем нужен грузовик, а у самого душа ушла в пятки от страха. «Мы здесь одни, — думал он, — а кто их знает, этих азиатов».

Водитель не понимал его и стал проявлять признаки нетерпения. Но тут из-под брезентового верха машины послышались голоса, сидевшие там что-то кричали, наверно, интересовались причиной задержки. Водитель им ответил, и тогда с машины соскочил сержант.

— Что вы хотите? — спросил он на довольно приличном немецком языке. Радлов объяснил. Сержант обменялся несколькими словами с водителем, солдат улыбаясь показал на дверцу машины, а сержант сказал:

— Пожалуйста, садитесь. Показывайте, где завод.

Сидя рядом с водителем, Радлов чувствовал себя далеко не спокойно, у него даже мелькнула мысль: «Еще уволокут куда-нибудь». Но когда он указал рукой вправо и водитель с готовностью завернул, он снова приободрился. Перед развалинами завода они остановились. Сержант и шесть солдат спрыгнули с машины.

Бухвальд услышал, как подъехал грузовик, и уже бежал к ним, крича на ходу:

— Быстро же ты его раздобыл.

— Я остановил его по дороге, — не без гордости объяснил Радлов. Бухвальд поговорил с сержантом, и оба направились к подвалу; сержант приказал солдатам следовать за ними. Водитель недоверчиво поглядел на узкую тропинку, вившуюся между кучами мусора, и сказал:

— Ой-ой-ой!

Он еще колебался, очевидно не решаясь пустить свою машину по этой ухабистой дорожке. Потом вынул коробку папирос и закурил. Радлов с жадностью взглянул на коробку: та горстка самосада, которую ему выдали «фермеры», давно уже была выкурена. Но он не решился попросить у солдата папиросу. Шофер, однако, перехватил его взгляд, снова открыл коробку, протянул ее Радлову, дал прикурить и сплюнул, не спуская глаз с сомнительной тропинки. Затем вернулся к грузовику и влез в кабину. Придерживая одной рукой дверцу, он включил мотор. В машине так затрещало и загрохотало, что Радлов испугался, как бы она не взлетела на воздух. «Да он сразу третью скорость включил», — подумал Радлов. И вот грузовик уже одолел самые трудные места и загромыхал дальше — два колеса катились по дорожке, два других подпрыгивали по кочкам и разбитому кирпичу. Солдаты двинулись за ним.

Дальше дело пошло споро. Перед развалинами расчистили узкий проход — столько места, сколько было нужно для подъезда. Солдаты закрепили трос, грузовик рванулся вперед, трос натянулся, Бухвальд успел только крикнуть:

— Отойдите, вдруг оборвется!

Балка сдвинулась с места и медленно поползла из кучи мусора. Гора осела, водопадом посыпались кирпичи и штукатурка. Шофер широко улыбнулся и закурил новую папиросу. Сержант тоже с удовольствием смотрел на ржавую балку, лежавшую у их ног.

— Вы нам очень помогли, — сказал Бухвальд.

Сержант ответил:

— Ладно, ладно. Только у нас времени мало.

И вместе с солдатами пошел за грузовиком, который двинулся обратно, подскакивая на ухабах. Теперь можно было очищать подвал от мусора.

В обед все прилегли отдохнуть на солнце, и каждый выложил свою скудную пищу: два кусочка поджаренного хлеба и две-три картофелины. Радлов не насытился, да и радости мало давиться всухомятку такой едой. Уже много дней его грыз голод, и муки эти рождали в воображении фантастические картины.

— Хорошо бы шницель съесть, — вздохнул он.

Шнейдер, снявший рубашку и подставивший худой торс солнечным лучам, пробурчал:

— Будет, все будет.

— Вы думаете?

— Уверен.

Иоахим взглянул на человека, который лежал рядом с ним на животе, подперев руками подбородок, и смотрел в синее весеннее небо.

— Да вы-то откуда знаете? — спросил Радлов с любопытством.

— Мы восстановим завод, будем, может быть, выпускать плуги, необходимые крестьянам. Все очень просто, — Шнейдер сорвал травинку и зажал ее зубами.

— На это уйдет несколько лет, — пробормотал Радлов.

— Только не у нас, — ответил Шнейдер и обернул травинку вокруг пальца. Рука у него была большая, узловатая, вся ладонь — сплошная желтая мозоль. — Достанем станки из подвала, и дело пойдет быстро. Пятый цех не совсем разрушен. Там мы и начнем. — Он указал на какую-то развалину. — Да и на электростанции в Клингенберге уже работают. Значит, скоро дадут ток.

— Вы и раньше здесь были? — спросил Радлов.

Шнейдер кивнул.

— Все мы здесь работали. Директор, некий доктор Йегер, был известным нацистом. Вот он и удрал со всем своим барахлом. К американцам. У этого типа немало грехов на совести. Но нас они не сцапали.

— Кого это «нас»?

— Да Бухвальда и меня и еще кое-кого, кто здесь работает. У нас была подпольная группа сопротивления.

— Вы коммунист?

— Нет, член профсоюза. Но Бухвальд коммунист. — Он отбросил травинку, которую все еще вертел в руках, и встал. — Пожалуй, пора приниматься за дело.

Пока они шли к своей куче мусора, Шнейдер рассказывал:

— Бухвальд и наладил здесь все. Не успели кончиться бои в наших краях, а он уже всех нас созвал.

Так они работали до трех-четырех часов. Радлов, как и все, сгребал в кучи кирпичи и мусор, а сам при этом размышлял: сколько же было у Гитлера противников и сколько людей надеется, что теперь жить будет легче? Лаутербах, Гартман, однорукий Шольц и этот вот Шнейдер. Но почему они были против, ему до сих пор никто не объяснил. А сам он не мог этого понять и еще меньше представлял себе, чего именно ожидают они от демократической Германии, которая будет к тому же антифашистской.