Уинстэнли - [104]

Здесь квакеры являли себя наследниками политических левеллеров. Они считали казнь короля справедливым судом божьим, одобряли «Прайдову чистку» и установление республики. Верховным главой и авторитетом в государстве они признавали Иисуса Христа, что потенциально могло обернуться гражданским неповиновением любому правительству.

Они выдвигали и смелую социальную программу: решительно выступали против богатства и бедности, против всякого угнетения и неравенства. «Горе тем, — взывает Фокс, — кто алчно присоединяет дом к дому и так приближает поле к полю, что бедняк остается без всякой земли… Горе тому, кто алчно тащит к себе в дом неправдой добытые товары!..»

Как и Уинстэнли, квакеры решительно осуждали корыстолюбие, подчеркивали его несовместимость с принципами христианства. «Если ты исповедуешь Христа, — писал Фокс, — и следуешь алчности, жадности и земным устремлениям, ты отрицаешь его в своей жизни и обманываешь себя самого и других». Но и Уинстэнли считал главным моментом в грехопадении человека, по сути самим грехопадением, проявление алчности и себялюбия.

Квакеры видели свою задачу в борьбе против несправедливости и угнетения в мире сем. «И кто от Бога, — писал Нейлор в 1653 году, — и носит его меч, обращает его острие против всякого греха и злобы, несправедливости и угнетения и устанавливает у ворот правый суд и справедливость, чтобы бедняк мог быть освобожден от того, кто слишком могуществен для него, и чтобы дело сироты, вдовы и странника не могло пропасть; он прислушивается к воплям бедных и беспомощных, у кого мало денег и немного друзей, так, чтобы бедный человек мог не бояться выступать за правое дело, против величайшего угнетения в этой нации».

Можно подумать, что Нейлор читал Уинстэнли. На эту мысль наводит повторение высказанной вождем диггеров мысли, что королевская власть, власть несправедливости и деспотизма, сохранилась и после казни Карла I. Нейлор в 1659 году писал: «Невинный народ божий страдает не просто от натуры короля или епископа, а от господского, угнетательского, жестокого духа». Он вторит Уинстэнли и во многих других своих произведениях. Подобные же мысли встречаются в трактатах другого видного квакерского лидера — Эдварда Бэрроу. «Бедняки стонут повсюду под тяжкой рукой бесправия, — пишет он. — Нуждающиеся попираются ногами и угнетенные взывают об избавлении».

Это не значит, что квакеры во всем придерживались тех же убеждений, что и Уинстэнли. Они не так сокрушительно, как он, критиковали существующие порядки. Они не были сторонниками полного обобществления имуществ, совместного труда, коренного переустройства всей общественной организации. Они не пытались создать на пустующих землях коммуны. Основу мирового зла они видели не в существовании частной собственности, а в греховности людей, не желающих слушаться «слова божия внутри себя». И тем не менее они предлагали ряд радикальных мер борьбы с социальной несправедливостью, с пережитками феодального строя. Они требовали отмены штрафов и феодальных платежей лордам, предлагали использовать церковные земли, дворцы и поступления от десятины для обеспечения бедняков.

Их деятельность была проникнута духом взаимопомощи. Они делились друг с другом имуществом, едой и питьем. Фокс постоянно помогал бедным деньгами и предметами первой необходимости. Его заступничество за бедняков и стремление помочь им были безграничны. Стоит ли удивляться тому, что Джон Лилберн с его жаждой справедливости, честностью, заботой о правах народа присоединяется к движению квакеров? В 1656 году, незадолго до смерти, он пишет свой последний памфлет: «Воскресение Джона Лилберна, ныне узника в Дуврском замке»; там он рассказывает о своем «обретении света» — обращении в квакерство.

Движение квакеров, как раньше движения левеллеров и диггеров, вызывало страх и ненависть у господствующих классов. В изображении противников они выступают как «ниспровергатели», «сеятели мятежа», желающие «перевернуть мир вверх тормашками», «ядовитые» и «вредные типы», стремящиеся «вырвать с корнем и низвергнуть всякую власть». Один из изощрявшихся обвинителей уверял даже, что квакеры — «самые худшие подданные в мире, вынуждаемые самими своими принципами к тому, чтобы быть плохими подданными». И это несмотря на то, что «друзья», как и диггеры, постоянно заявляли о своем миролюбии и невмешательстве в дела «мира сего», отказывались носить оружие, сопротивляться избиениям и участвовать в вооруженной борьбе.

Власть имущие ненавидели квакеров за их свободолюбие, за смелые выступления против церкви, за радикальные политические взгляды. Главным авторитетом для «детей света» были не земные власти, а сам Христос, засиявший внутри; а это значит, что они в принципе отрицали и земные власти, и земные установления, в том числе и священное право частной собственности. Возмущали благонамеренных граждан и формы поведения квакеров, дерзкое выражение их протеста.

Ярость властей вызывал отказ квакеров от всяческих клятв и присяг, чрезвычайно распространенных в то время. Ни одна судебная процедура не обходилась без присяги на Библии. Но квакеры, памятуя известный евангельский призыв «не клянись вовсе», решительно не желали давать присяги по какому бы то ни было поводу. Очень многие попадали за это в тюрьму; на судебных разбирательствах велись бесконечные прения о том, следует ли класть руки на священную книгу; квакеры издавали специальные трактаты, где доказывали свою правоту. Они не посещали богослужений и собирались в частных домах, что давало повод подозревать их в заговорах и подготовке мятежей; они часто проповедовали на улицах и базарных площадях; не платили налогов; подобно диггерам, работали по воскресным дням.