Угрюмое гостеприимство Петербурга - [9]
— Но Дмитрий и Константин друзья, — сказал Демидов, — не думаю, чтобы это было проблемой.
— Очень на это надеюсь, — кивнул Ланевский, — но меня куда больше тревожит то обстоятельство, что Дмитрий вернулся не один. Он привез с собой своего друга.
— Друга? — Александр Юрьевич посмотрел на шурина. — Что ж здесь такого тревожного. Он богат, знатен, хорош собой?
— Да, он очень богат, о его древнем происхождении известно всей Европе, и он настоящий красавец, — произнес Ланевский.
— И что же здесь удивительного? Он француз? Не говорит по-русски?
— Опять не угадали, — улыбнулся Михаил Васильевич, — по-русски он говорит блестяще. Он англичанин. Его зовут Ричард Уолтер Редсворд.
— Что?! — воскликнула Марья Алексеевна.
— Маркиз Ричард Редсворд, — повторил Ланевский. — Он тоже будет на балу.
— Это неслыханно! — ответила Марья Алексеевна.
— Больше того, — продолжал Михаил Васильевич, — молодой маркиз остановился в доме Воронцова.
— Это невозможно! — запротестовала Марья Алексеевна.
— Я тоже был удивлен, — согласился Ланевский, — но, когда я спросил, где остановится молодой человек, граф Воронцов сам ответил, что Ричард будет жить в его доме.
— Эти Редсворды всегда отличались своей беспардонностью, — раздраженно произнесла Марья Алексеевна, — вспомните, как двадцать лет назад… Нет! Как же это можно? Потомок Редсвордов! Их сын!
— Да, Марья Алексеевна, — сказал Михаил Васильевич, — Ричард являет собой точную копию отца. Уолтер Редсворд, герцог Глостер, его отец, в этом нет сомнения.
— В таком случае Владимиру Дмитриевичу следовало бы вышвырнуть этого мальчишку вон из своего дома, а его отца вызвать на дуэль! — отрезала Марья Алексеевна.
— Владимир Дмитриевич иного мнения, — заметил Ланевский, — сегодня утром я получил от него письмо.
— И что же? — спросила Марья Алексеевна.
— Он просит отнестись к Ричарду не как к сыну… — начал Михаил Васильевич и осекся.
— …своего врага, — подсказала княгиня.
— …а как к другу его горячо любимого племянника Дмитрия, — закончил Ланевский. — Он просит нас принять молодого маркиза в свой круг.
— Об этом не может быть и речи, — отрезала Марья Алексеевна, — двадцать пять лет назад мы уже приняли одного Редсворда. И что он сделал?
— Так или иначе, — сказал Михаил Васильевич, — граф Воронцов заклинает нас не выдавать Ричарду тайну его отца.
— Но эта тайна принадлежит не только его отцу, — заметила княгиня.
— Она в равной степени принадлежит и Владимиру Дмитриевичу, — подтвердил Ланевский, — и поскольку князь Воронцов настаивает на сохранении этой тайны, и нам следует хранить молчание.
— Ну хорошо, Michel, — согласилась Марья Алексеевна, — но я никогда не смирюсь с тем злом, которое принес его отец.
— Но молодой маркиз производит вид человека честного и благородного, — сказал Ланевский.
— Его отец тоже имел вид благороднейшего джентльмена в мире, — напомнила княгиня. — Из уважения к Владимиру Дмитриевичу я сохраню эту тайну. Но не просите меня быть любезной с отпрыском Редсвордов.
Глава 4
Бал в доме Ланевских
Куда деваться от княжон?
А.С. Грибоедов
Начало бала было назначено на девять часов.
Граф Воронцов, Дмитрий и Ричард прибыли к Ланевским в одиннадцатом часу.
Когда они вошли в зал, почти все гости собрались.
Музыка скрипки и фортепьяно, стук каблуков по паркету, звон бокалов с искристым шампанским, лица прекрасных девушек в атласных платьях, блеск фамильных бриллиантов и золото эполет — высший свет Петербурга предстал перед молодым маркизом Ричардом Редсвордом.
— Владимир, любимый друг мой! — поздоровался Ланевский.
— Здравствуйте, Владимир Дмитриевич, — приветствовала князя Марья Алексеевна.
— Рад видеть вас в добром здравии, Марья Алексеевна, — улыбнулся Воронцов. — Поздравляю вас с днем рождения Софьи Михайловны. А вот и вы, виновница бала! Oh, belle! Vous êtes très belle, mademoiselle![9] Будь я моложе, стал бы драться на дуэли, лишь бы добиться права танцевать с вами.
— Дорогой граф, слова ваши мне лестны и приятны, — ответила Софья, — и я буду рада принять от вас приглашение на танец.
— Сударыня, можете быть спокойны, — произнес Дмитрий, — граф Воронцов вас пригласит.
— Я рада, что вы вернулись, Дмитрий Григорьевич! — сказала Софья.
— И я, признаюсь, очень рад, Софья Михайловна, — улыбнулся Дмитрий, — во Франции я видел много, но не видел вас! Александр Юрьевич, мой вам поклон! И вам, княгиня Марья Алексеевна!
— Господа, дамы, — сказал Воронцов. — Разрешите мне представить вам моего гостя, молодого маркиза Ричарда Уолтера Редсворда.
Ричард выпрямился и учтиво поклонился присутствующим.
Музыка смолкла. Молчание. Напряжение. Удивление. Возмущение. Натянутые улыбки. Тишина. Звенящая, могильная тишина наполнила зал. Десятки глаз устремились на Ричарда.
И в тишине по залу эхом раздавался уверенный стук каблуков.
Из толпы вышел молодой человек в поношенном фраке. Он гордо подошел к Ричарду и поклонился.
— Маркиз, рад вас видеть, — произнес он уверенным голосом. — Мой отец — друг вашего отца. И я буду рад назвать вас своим другом. Смею представиться: князь Суздальский Петр Андреевич. — Он протянул Ричарду руку и улыбнулся.
Ричард пожал руку и улыбнулся в ответ.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.
Эта книга о красивой, мудрой, неожиданной, драматической, восторженной и великой любви. Легко, тонко и лирично автор рассказывает истории из повседневной жизни, которые не обязательно бывают радостными, но всегда обнаруживают редкую особенность – каждый, кто их прочтет, становится немного счастливее. Мир героев этой книги настолько полон, неожидан, правдив и ярок, что каждый из них способен открыть необыденное в обыденном без всяких противоречий.
Свою новую повесть известный писатель Владимир Казаков называет лирическим фарсом нового века. Это смешная и трагичная история любви. Неудачная попытка взрослого человека сыграть по юношеским правилам, прыгнуть в последний вагон «нормальной» жизни оборачивается для него разочарованием. Но герой не унывает, продолжая жить своей жизнью, смеясь над миром и собой. Вся история разворачивается на фоне судьбы юной проститутки, влюбленной в героя, которую он решил шутки ради перевоспитать. Вечная история Пигмалиона с поправкой на беспомощность, неподготовленность героя к современной жестокой реальности.
Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности.