Угрюмое гостеприимство Петербурга - [10]
— Владимир Дмитриевич, — приветствовал Воронцова Суздальский.
— Петр Андреевич, — поклонился Воронцов, — как здоровье вашего батюшки?
— Papа здоров, но мучится подагрой, — солгал Петр Андреевич, — потому он шлет привет и ждет вас в гости.
— Нижайший поклон Андрею Петровичу, — сказал Владимир Дмитриевич.
— Марья Алексеевна, все ждут мазурку, — заметил Суздальский. — Вы не окажете мне честь?
— Петр Андреевич, вы, право, издеваетесь! — улыбнулась Марья Алексеевна. — В моих летах — мазурку танцевать!
— Но вы, кажется, всего на три года меня старше, — улыбнулся Петр Андреевич.
— Ах, Петр Андреевич, вы обольститель и наглец, — рассмеялась Марья Алексеевна, — пригласили бы на мазурку Марию Михайловну: она скучает без вашего внимания.
— Вы позволите, Михаил Васильевич? — спросил Петр Андреевич.
— Буду счастлив видеть свою дочь в вашей компании, — ответил тот.
Петр Андреевич удалился, кивнув Ричарду и подмигнув Дмитрию. Последний протянул руку имениннице. Та приняла его приглашение, и они отправились танцевать.
— Рад знакомству, маркиз, — сдержанно поздоровался Демидов.
— Ричард, это мой друг, князь Александр Юрьевич Демидов, — представил товарища Воронцов.
— Взаимно, князь, — кивнул Ричард.
— Моя супруга, Анна Юрьевна, — сказал Ланевский, — сестра Александра Юрьевича.
Анна Юрьевна подала Ричарду руку, которую тот поцеловал.
— Княгиня Марья Алексеевна Ланская, — продолжал Михаил Васильевич.
Руки Редсворду Марья Алексеевна не протянула, но сделала реверанс. Молодой маркиз ответил ей поклоном.
— Прошу прощения, маркиз, я вас оставлю, — с улыбкой произнесла княгиня и, сделав легкий реверанс, ретировалась.
— А что же, маркиз, вы не танцуете? — поинтересовался Демидов.
— Я умею танцевать, — ответил Ричард.
— Когда я был в вашем возрасте, — вспомнил Александр Юрьевич, — я танцевал до упаду.
— Я не знаком с русским этикетом, — улыбнулся Ричард.
— Не стесняйтесь, маркиз, — ответил Демидов, — свет Петербурга похож на лондонский. Отчасти.
— В таком случае я вас оставлю. — Ричард поклонился и покинул их.
Он отошел от них немного и остановился. Щеки его пылали. Неприкрытая заносчивость была ему знакома, но явная враждебность, сокрытая под маской учтивости, вызывала у него недоумение. А та настойчивость, с которой Демидов пытался избавиться от него, казалась Ричарду просто-напросто грубой. Он медленно шел по залу, встречаемый улыбками молодых людей и провожаемый взглядами людей в возрасте.
И вдруг Ричард увидел ее. Она стояла в компании Дмитрия и Софьи Михайловны. Она была в белом атласном платье, обнажавшем мраморные ее плечи, на которые спадали несколько золотых локонов, выбившихся из-под безупречно собранных волос. Тонкие черты ее лица, прямой царственный нос, лебединая шея и темно-синие, цвета морских глубин, глаза. Без сомнения, это была она. Beauty. Нет, это слишком слабое слово для описания такой девушки.
Дмитрий о чем-то возбужденно рассказывал. Было видно, что он говорит для Софьи, но она слушала — о, с каким видом она слушала его друга! Какое царственное спокойствие в ее осанке, какое непередаваемо прекрасное выражение застыло в синих ее глазах!
Ричард уже почти подошел к ним и мог расслышать, о чем рассказывает Дмитрий. Он говорил о путешествии. Рассказывал о Пруссии, Бельгии, Франции.
— Париж — самый прескверный город на земле, — заявил молодой граф Воронцов, — пребывание там сделалось бы для меня совсем невыносимым, если бы не общество моего друга… да вот же он! Рик, друг мой, позвольте же я вас познакомлю!
Ричард подошел и поклонился.
— Княжна Софья Михайловна Ланевская, — говорил Дмитрий, — виновница сегодняшнего бала.
Княжна сделала Ричарду реверанс. Он поклонился в ответ.
— Рада знакомству с вами, маркиз, — улыбнулась Софья, — мы с Дмитрием — очень близкие друзья.
— Сударыня, я уже завидую Дмитрию, удостоившемуся чести стать вашим другом, — сказал Ричард.
— Ричард, позволь мне представить тебе кузину Софьи, княжну Анастасию Александровну Демидову, дочь Александра Юрьевича, — продолжил Дмитрий. — Анастасия Александровна — мой близкий друг, маркиз Ричард Редсворд.
— Mademoiselle, j’ai venue а Petersbourg, la ville très froide et maussade, mais maintenant je le vois très ravissant, parce què j’ai vois reconnu, — произнес Ричард. — La fille très belle et…[10]
— Beauty? — подсказала Анастасия.
Ричард густо покраснел. Тонкие губы Анастасии Александровны шевельнулись в улыбке, ее глаза выражали симпатию, и он улыбнулся в ответ.
Редсворд думал, что может ей сказать, но их внезапно прервал звучный голос Петра Андреевича:
— Sophie, ma chère, votre soeur dance trop vite![11] Под руку он вел ее старшую сестру, Марию Михайловну.
— Marie dance vite, c`est vrait[12], — согласилась Софья.
— Анастасия Александровна, безумно рад вас видеть! — произнес Суздальский. — Вы, как всегда, стремитесь быть очаровательной! Лорд Ричард, и вы здесь!
— Да, князь, я наслаждаюсь обществом богинь, — ответил Редсворд.
— Верно подмечено, маркиз! — согласился Петр Андреевич. — Вы выбрали общество едва ли не первых красавиц Петербурга.
— Петр Андреевич, ты не прав! — возразил Дмитрий. — Я объехал пол-Европы, но нигде не видел столь прекрасных дам! Первые красавицы Европы — это правда.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.
Эта книга о красивой, мудрой, неожиданной, драматической, восторженной и великой любви. Легко, тонко и лирично автор рассказывает истории из повседневной жизни, которые не обязательно бывают радостными, но всегда обнаруживают редкую особенность – каждый, кто их прочтет, становится немного счастливее. Мир героев этой книги настолько полон, неожидан, правдив и ярок, что каждый из них способен открыть необыденное в обыденном без всяких противоречий.
Свою новую повесть известный писатель Владимир Казаков называет лирическим фарсом нового века. Это смешная и трагичная история любви. Неудачная попытка взрослого человека сыграть по юношеским правилам, прыгнуть в последний вагон «нормальной» жизни оборачивается для него разочарованием. Но герой не унывает, продолжая жить своей жизнью, смеясь над миром и собой. Вся история разворачивается на фоне судьбы юной проститутки, влюбленной в героя, которую он решил шутки ради перевоспитать. Вечная история Пигмалиона с поправкой на беспомощность, неподготовленность героя к современной жестокой реальности.
Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности.