Угол отражения - [11]

одной строки.

Не пустотой – тишиною

звучащий зал.

Вздохнул оркестр за спиной и

что-то сказал.

Будто не весь под своды

звук долетел.

Крыльями брать аккорды

кто бы сумел?

Крыльев не видно в зале,

не слышен крен.

Артист давил на педали

и на рефрен.

Шестикрылы ль писали

песню тоски

на два крыла, три педали,

и две руки?

Оглянулся несмело –

аплодисменты вдруг?

Душа разве так летела

с четверки рук…

2011 г.

«В окно смотрела ветка…»

В окно смотрела ветка. Я

прониклась ветки песней тайной.

Меня вернул из забытья

звонок, звонок, звонок трамвайный.

Зачем? Я думать о своем,

влюбившись в лампу, долго буду.

О том, как мы осенним днем

ушли вдвоем в души Бермуды.

Глядит в Бермуды та звезда,

что в омут для чертей не светит,

живут в Бермудах иногда

мечты, и чувства, и столетья.

Вот вечер рано настает,

я ноги пледом укрываю.

Ветка неслышимо поет

звонкам, звонкам, звонкам трамвая.

2012 г.

«Хоть пять томов симфоний напиши…»

Хоть пять томов симфоний напиши,

услышит ли в миру рожденный:

так любит не имеющий души –

восторженно и отрешено.

А может быть, внимая не спеша,

я постараюсь рассуждать иначе:

что любит так сама душа. Душа

не любит, не страдает и не плачет.

2014 г.

Часть 3. Песни дорог

Эмигрантское

Мы не увидимся больше, Наташа.

Оставь мне на память что-нибудь наше.

что-нибудь самое-самое наше,

что-то давнишнее, что-то тогдашнее.

Не веришь, что мы не увидимся больше?

Ты вспомнишь, конечно, и в Вене, и в Польше,

Но, если вернешься, как только дашь руку,

увидишь, что мы потеряли друг друга.

Мне предстоит понимать долго

все, отчего сейчас вою волком.

пойму ли когда-нибудь твой тепловоз,

и запах, и звук пролетевших колес?

Оставь мне на память что-нибудь наше –

футляр для очков зеленый вчерашний.

А впрочем, не надо – что взято судьбой,

пускай навсегда уезжает с тобой.

1990 г.

«Все призрачнее осень, день короче…»

Все призрачнее осень, день короче,

и вечер в листопадовой погоде

готовится к холодной, длинной ночи,

когда никто по улицам не ходит.

Приходит осень – стали мерзнуть уши.

Я ночью сяду к батарее греться.

Я ночью буду все пластинки слушать,

я слушать буду собственное сердце.

За всеми – боль. И никого не надо.

Здесь не поймет никто и не поможет.

Я ухожу от слова и от взгляда,

И тоже никого не вижу, тоже.

Все вянет, все уходит, все желтеет,

теплее люди стали одеваться.

Я фонарями полдуши согрею,

пока до дома буду добираться.

Вот магазин заснет, он весь из стекол,

и купол старой церкви глянет в тени.

О чем-то слишком уж от нас далеком

невымытые думают ступени.

Пересеклись дорожки, дремлют вроде.

На всем – большая лапа листопада.

За церковью трамвай бессонный бродит,

все засыпает, мерзнет – значит, надо?

Невольно начинаешь торопиться,

а ночь не ждет, хоть медленно приходит.

Троллейбус. Свет. В дорожных масках лица –

одно и то же и при любой погоде.

Как холодно. Зачем все стынет, стынет?

Ползет бездумно стрелка по запястью –

она не чувствует себя в пустыне,

она не знает, что такое счастье.

1988 г.

«Как жаль, когда пришедшие в трамвае…»

Как жаль, когда пришедшие в трамвае

единственные точные слова

мы навсегда внезапно забываем,

когда стола коснутся рукава.

И мимо в тишину уходят мысли,

когда у нас нет времени на них.

Их отпечатки бледные повисли

среди рельефных контуров живых.

Я знаю – ничего не исчезает.

Оно идет за нами по пятам.

Слова растают – пусть слова растают,

пускай. Я из созвучий их создам.

1989 г.

«И опять я застану только зимнюю тень…»

И опять я застану только зимнюю тень.

Промелькнут бесконечные летние лица,

я опять нарисую угасающий день,

где все некогда, некогда было солнца напиться.

Я опять расскажу себе: все это сон,

что тебе это солнце, и лица, и годы,

и на кванты твой космос давно разнесен.

Примеряй, примеряй – и погоду, и моду.

Вот, обновки любя, время кутает нас

то в осеннюю даль, то в апрели, играя.

Отчего же я снова, измерив семь раз,

очерчу, отчерчу? Отчертя, отсекаю?

Защитит меня шляпа от осенних ветров,

заслоняя последний играющий лучик.

И, не веря в приметы, сожгу я без слов

на снегу прошлогодние слезы – и тучи.

1995 г.

«Осень дождем и покоем застыла…»

Осень дождем и покоем застыла.

– Не уходи, – говорит.

– Здесь все знакомо, хоть тускло, уныло

лампа в подъезде горит.

– Не уходи из этого дома,

детства не береди,

не надо нам даже небесного грома.

Не уходи.

– Сядем на месте прежней ссоры,

глупости давней и слез,

книг про разреженный воздух просторов,

трассу космических грез.

– Лучше не знать, чего знать невозможно,

помни уют этих стен.

Что-то в последнее время тревожно.

Ты не забудешь совсем?

Душу погладит большими слезами,

желтый листок оброня.

Я ей отвечу одними глазами:

– Прости и не плачь без меня.

1993 г.

Дорожное космодромное

Рыдать не велит, листвой шевелит

вечно Древо.

И справа болит, но сердце горит –

слева.

Уйти за фасад!.. Дожди моросят,

ноют.

Прощайте, глаза, не стоит назад,

Не стоит.

Жизнь – монолит, когда он надбит –

странно.

Но вдруг его вид цветком оттенит

рана.

Все, что орет – знаю, уйдет

в Лету.

Полный вперед! Новый Год.

Ракету…

1995 г.

«Я мысль в парке потеряла…»

Я мысль в парке потеряла.

опять не сберегла, опять!

Когда на мостике стояла,

боялась очень потерять.

Темнели клочья неба низко.

помяла фонари вода.

и плавал черный лебедь близко

к остаткам тающего льда.

И что-то было в нем родное.