Угличское дело - [7]

- Карамзин, Соловьев... или, например, Иловайский... все неправда... все не то, неправду говорили! Не был убит Димитрий! Граф Шереметев ближе подошел к истине... Граф утверждал, что царевич избежал тогда в Угличе гибели!.. - еще докрикивал Павел, когда незнакомец, приняв вид особой задумчивости, нахмурившись, глядя на Павла, но как бы сквозь него и видя, может быть, церковь "на крови", сказал:

- А вы еще обратите внимание вот на какое обстоятельство. Царевич спасся, допустим, но кого-то же похоронили, кто-то же лег в гроб, лег в землю, в могилу. Следовательно, кого-то убили и закопали вместо него. Кого же?

С предчувствием тоски, слегка оторопев и смешавшись, Павел пробормотал:

- Как я могу знать... Какого-то мальчика его лет...

- Я вам скажу, что тут важно и чем тут можно корыстоваться, - заметил незнакомец с улыбкой неожиданно выдавшего свою ужасающую проницательность человека. - То есть важно прежде всего для вас, ведь вы на знамени своих изысканий начертали, так сказать, угличскую мифологию. Нет, вам мои слова не должны показаться обидными. Я вполне допускаю, что вы идете правильным путем. Я даже готов признать это. Но ваш труд не имел бы никакого значения и большой цены, если бы вы не думали, что все бывшее до вас - это только мифология, ясность в которую и призвана внести ваша несомненно сильная и благородная работа. Так вот, я как раз и хочу указать на то, что вы, похоже, упустили из виду и что окончательно, навсегда убедит ваших будущих читателей в серьезности и чудовищности совершенного Москвой против Углича преступления. Царевич, может быть, и впрямь напитывался угличскими впечатлениями, как вы о том говорите, однако при всем при том он был московским человеком. Тем более московскими людьми были те, кто его окружал, охранял и поставил себе задачей спасти его от вероятной гибели. А кого они убили и положили в гроб вместо царевича? Угличского мальчика! Вот где преступление против Углича достигает пределов ужасного кощунства. И это еще не все. Женщина та, которую приглашали развлекать царевича и которую царица, мать Димитрия, приказала убить, она ведь...

- Она тоже была нашей, местной, - подхватил потрясенный исследователь.

- Именно! - твердо воскликнул незнакомец и одобрительно кивнул.

Он был сдержан, даже с некоторой нарочитостью, а то бы непременно потер руки, вот так удовлетворившись над идеологией угличского чудака. У Павла же не было оснований праздновать победу, хотя все указывало на факт какого-то нравственного открытия, которое они с незнакомцем внезапно совершили. Павел действительно чувствовал тут своего рода откровение, ибо никто еще, насколько он знал ученую литературу по загадке царевича Димитрия, не задавался вопросом о происхождении и личности мальчика, предположительно положенного в гроб вместо малолетнего претендента на престол, т. е. не ставил вопрос таким образом, что вот, смотрите, если Димитрия предусмотрительно подменили и был убит не он, а другой, то ведь этот убитый тоже был персона, заслуживающая прояснения, кто он, откуда, как подвернулся заботившимся о сохранении жизни царевича Нагим, чем жил, о чем думал, к чему стремился. А тогда еще особое значение приобретает и женщина, развлекавшая Димитрия, вернее сказать, ее гибель, ибо царица, зная, что убили не ее сына, а другого, тем не менее решительно распорядилась покончить с этой неизвестной особой, - и это есть не что иное, как убийство. И к тому же яснее ясного, что и подменный мальчик, и какая-то женщина подобраны именно здесь, в Угличе, потому что у Нагих и царицы вряд ли были причины утруждать себя поисками подходящих кандидатур сколько-нибудь в удалении от Углича. Следовательно, величины совершенного Битяговским со товарищи преступления хватает, чтобы вину с ними разделили и царица с Нагими, подсунувшие убийцам царевича другого мальчика, а заодно расправившиеся и с некой сохранившей полноту неизвестности женщиной. Тут даже хитроумная преступная комбинация, а между тем Павел видел, что говорить о ней значит говорить нечто ненаучное, но почему он так видел, он и сам не знал. Может быть, потому, что, сделав определенные и существенные, удачно снабженные научным оттенком выводы о моральном состоянии участников угличского дела как с одной, так и с другой стороны, он непременно свернет, непременно собьется на догадки об угличском происхождении подставных мальчика и женщины, а это-то и будет чересчур гадательно, ибо уже ни в каких научных трудах и ни в каких архивах не откопаешь ничего об этих скромно и обезличено ушедших из жизни людях. Там-то и будет подстерегать его недостойная ученого исследователя расслабленность, пожалуй что и плаксивость, потому что ему и не останется иного, кроме как разразиться стоном, всплакнуть о бесконечной московской изобретательности по части издевательств над Угличем.

Незнакомец всматривался в Павла, улавливая его соображения и внутренние муки.

- Ну что, призадумались? - сказал он.

Павел продолжал размышлять, а ничего не выдумывалось, и впереди его ждал крах, провал в ненаучность. Наконец он неуверенно проговорил: