Удивительное рядом, или Тот самый, иной мир. Том 2 - [35]

Я, как и мечтал, заказал опят, жареных в сметане с луком и картошкой у прекрасной скатерти-самобранки. Ну, чем не замечательный завтрак? Зато теперь можно до вечера не думать о еде. Заодно Максимке заказал халвы и ворону куриных попок, которые он в данный момент и заглатывал одну за другой, довольно похрюкивая. Чтобы подшутить над Коршаном, я заказал попки со скромным украшением: в каждой из них было оставлено самое длинное и толстое перо с кучерявеньким ворсом, да так и приготовлено. Загляденье! Смотрелось со стороны очень красиво, словно последнее прости-прощай. Трогательно до слёз, не правда ли?

Только ворон ничего этого не оценил, а вместо благодарности пробурчал ворчливо и привередливо:

– Ох, и модные девчонки пошли, как я погляжу! Скоро уж и причёски себе делать где ни попадя станут. А мне тут ковыряйся с ними, с кокетками, и теряй драгоценное время! Пока это доберёшься до тела! А пахнет всё равно вкусно. Просто замечательно пахнет. Какой парфюм! Ну, и объедение…

И похожий в этот момент на старого прожженного пирата ворон со свистом всасывал клювом исходящий от куриных попок тончайший аромат. При этом он умудрялся ловко выщипывать модные, по-боевому топорщащиеся пёрышки из хорошо прожаренных куриных попок, будто всю жизнь только и делал, что занимался этим. Он часто-часто и как-то суетливо пощёлкивал клювом, как профессиональный цирюльник ножницами. Ловко, и вместе с тем нежно и бережно, с лёгкой интимной печалью в жестах и глазах, Коршан складывал выщипанные пёрышки в аккуратненькую кучку, словно знамёна поверженных врагов. Наверное, чтобы потом, после завтрака, погрустить над нелёгкой женской долей. Что ж, женская доля вполне может быть и такой, согласен. Впрочем, бывают и благородные участи, но всё больше в женских романах и мечтах. А посему сентиментальному ворону останется только, смахнув скупую мужскую слезу над кучкой, отдать последнюю дань уважения и поразмыслить о вечном.

Во время завтрака никто из нас не проронил ни слова, Коршан не в счёт. А вот когда приступили к напиткам, то Дорокорн вежливо поинтересовался у занятого всё тем же ворона:

– Коршан, извини, что я тебя отрываю от столь личных дел, но ты не скажешь, во сколько начинаются занятия?

– В семь утра и не на пёрышко больше, то есть не на секунду позже. И очень настоятельно рекомендую не опаздывать, а то Томарана, ядри её в корень, коли осерчает, может у-ух что сделать! Сами скоро узнаете, не стану я вас пугать раньше времени, а то ещё аппетит испорчу.

– Да мы уже поели, не испортишь, рассказывай, что там такого страшного? – попросили мы, многозначительно переглянувшись и при этом улыбки с наших лиц как ветром сдуло.

– Да не вам аппетит-то испорчу, ишь, чего удумали! Не вам, а себе. Рассказывать не буду, не могу я, она меня сама попросила не болтать. А то я бы уже давно вам всё рассказал! Что мне, думаете, жалко, что ли? Не-ет, мне-то совершенно не жалко. Вот могу вам в утешение рассказать про перемены, желаете?

Естественно, мы очень желали узнать, какие произошли перемены, тем более, что это могло каким-то образом отразиться на наших ночных планах по захвату школы.

Юриник не выдержал и проговорил сквозь зубы:

– Так что же это ты, ведь с этих перемен и нужно было начинать!

Ворон, слегка приподняв одну бровь, проговорил заговорщицким тоном:

– Что ж, извольте. Итак, перемены назначает учитель, когда сочтёт нужным, и сам же определяет их продолжительность.

Всё понятно! Мы разочарованно переглянулись. Я украдкой взглянул на часы, время ещё было, оставалось двадцать пять минут до начала занятий. Теперь Юриник задал свой вопрос, похоже, в отместку за перемены:

– А скажи, пожалуйста, Коршан, когда ты опять станешь человеком?

Коршан подпрыгнул на месте.

Юриник здесь же пояснил, чтобы лишний раз не травмировать психику и без того нервной птицы:

– Нам ведь нужно знать, когда готовиться к тому званому пиру, на который ты обещал пригласить нас почётными гостями? Ну, ты сам всё понимаешь! Едой необходимо запастись и так, по мелочи, девочками.

Ворон внимательно, словно строгий и проницательный чиновник, прикидывающий намётанным и бесстыжим взглядом размеры возможной мзды, посмотрел на Юриника долгим испытывающим взглядом. Он даже на минутку перестал совершать столь привычные дыхательно-пихательные движения. Потом всё же ответил. Правда, не сразу, но сподобился:

– Как только вы прослушаете весь курс и сдадите экзамены, в чём лично я ни капельки не сомневаюсь, Джордж обещал вернуть мне облик человека, естественно, при условии, что я расстанусь со своей вредной привычкой – чревоугодием, а про девочек мы договорились помалкивать. Мне кажется, что последнее время я проявляю порой чудеса воздержания! Главный показатель – моя способность летать. Как только не смогу подняться в воздух, так он сразу же превратит меня, несчастного, в… – он на мгновение замер, решаясь, говорить или не стоит, и грустно продолжил, – даже говорить, во что превратит, не хочу – противно, брр. А вы-то сами как думаете, не слишком ли я воздержан последнее время в еде? Может быть, уже можно позволить себе чуточку больше?